with_astronotus ◾ ◾ Пресс-папье. Восьмая серия.

Жертвоприношение. Кантона. 258.16.9.

      В полночь в столице собрались на своё совещание представители рабочих партий. Слово взял редактор «Зари» доктор Ла Гош.
      — Комитет Общественного Спасения предал нас и планету. Они ищут путей для мирных переговоров с захватчиками, надеясь на то, что мирайские штыки вознесут их к высшему руководству. Генерал Лавэ сражается с интервентами, но его эскапады скорее радуют и веселят наш национальный дух, чем всерьёз мешают мирайцам развернуться на планете. Мы должны действовать сами, не полагаясь на тиранов или трибунов; нам предстоит серьёзная работа — не только отвоевать наш мир, но и сделать невозможной любую космическую войну в грядущем! Вооружайтесь, рабочие! Лавэ не спасёт нас, но мы спасём Кантону!
      Под утро, бесшумно сняв стражу у арсеналов, тысячи рабочих получили автоматические винтовки. Столица Кантоны превратилась в крепость. Группы авиаторов, получившие сигнал, выдвинулись к республиканским аэродромам и по команде из главного штаба восстания подняли в утреннее небо крылатые машины. На другой стороне планеты, где в вечернем мареве безраздельно царствовал океан, взревели турбины мощных дредноутов: три эскадры, стоявшие в островных гаванях, перешли в руки восставших матросов и офицеров и устремились крейсерским ходом на выручку городам побережья. Кантона показала захватчикам лик своей ненависти. Вместо немногочисленных отрядов разряженных, избалованных бездельем офицеров республиканской гвардии мирайцам впервые пришлось иметь дело с воодушевлённым, вооружённым народом планеты.
      Это было неожиданно и по-настоящему страшно. В руках восставших оказались не только оружие и взрывчатка, но и неизвестные ранее на Мираи приборы, определявшие на расстоянии затаившегося врага. Мощь армейских подразделений Империи, высадившихся на сушу, оказалась подавлена и парализована практически мгновенно.
      Командующий Оо Сукаси, узнав про это, пришёл в настоящее неистовство. В ярости отбросив с тонкой пробковой постели агатовую, инкрустированную топазами клизму для утреннего гэнно, он переоделся в тонкий шёлк зелёного цвета, повязал на лоб священную повязку и, трижды обратившись к западу и востоку со словами скорби, распорядился вызвать Профессора. Эскадренная разведка за полчаса разыскала и доставила на флагманский корабль руководителя Комитета.
      — Вы обещали мне, мой дорогой Профессор, что Кантона ищет мира, — сказал флаг-штандартмейстер, усаживая гостя на подушечку-дзабутон цвета слегка обжаренного кофе, богато расшитую гравированным вензелями бисером. — Вместо этого чернь, как можно видеть, восстала и бьётся на улицах. Значит ли это, что вы, Комитет, не контролируете ход восстания?
      Профессор побледнел:
      — Это происки генерала Лавэ! Вы же знаете...
      — Разведка докладывает другое. — Оо Сукаси зябко повёл плечами, укутанными поверх зелёных одежд в золотистый, чуть горчичного отлива шарфик. — Мои люди считают, что возглавляет нападение не Лавэ, а кто-то другой. Кто-то, от кого надо избавиться. Возможно, это коммунисты или даже инопланетяне, вам виднее. Но я хочу по-дружески предупредить вас, Профессор: если вы не найдёте способ прекратить этот бунт, я вынужден буду уже к сегодняшнему полудню доложить Императору, что ситуация на Кантоне вышла из-под всякого контроля. Думаю, вы понимаете, что он тогда сделает!
      — Я понимаю, — сказал Профессор.
      — Лучший выход для нас обоих в этом положении вот какой: вы сами усмиряете восставших, желательно — с помощью этих ваших машин. Я же сейчас увожу эскадру и возвращаюсь через пять или шесть дней с большой военной помощью. Будет ли эта помощь обращена к благу и процветанию вашей родной планеты или к её погибели, зависит только от вашего успеха. Вы поняли меня?
      — Я понимаю, — согласился Профессор.
      — Тогда действуйте...
      Час спустя флаг-штандартмейстер увёл свою эскадру обратно к Мираи — подальше от вспыхнувшего на планете пламени всеобщего восстания.

      Вернувшись домой, Профессор убедился, что в его коттедже побывал кто-то злонамеренный. Мебель была опрокинута, мягкая обивка — изрезана, сейфы и тайники безжалостно взломаны все до единого, а на столе красовалась зловещая записка:
      «Мы тебя всё равно поймаем, профессор Тарик!»
      Ниже стояло ругательство, выписанное печатными буквами, а на обороте кто-то торопливый тем же почерком приписал:
      «И накажем!»
      — Психи какие-то, — ворчливо сказал Профессор. — Пролетариат!
      Звонком в колокольчик он вызвал насмерть перепуганную горничную и потребовал от неё объяснений. Сбиваясь и волнуясь, горничная рассказала, что все эти страшные разрушения произведены одним человеком — пожилым военным, ворвавшимся в дом Профессора буквально час-полтора назад. Горничная прибавила также, что некий верзила пугающей внешности — должно быть, лакей или дворецкий — стоял всё это время у дверей и пытался сдержать ярость атакующего старика справедливыми увещеваниями.
      — А тот в ответ подскакивал и бил его кулаками по груди и по бокам, — завершила свой невесёлый рассказ горничная. — Кричал, чтоб не мешали работать!
      — Они взяли что-нибудь?
      — Только бутылку регало, и ещё одну бутылку тот пожилой мужчина выпил прямо из горлышка. Они уехали на мотороллере вон туда, — она указала рукой на горный пейзаж в проёме веранды, — и пожилой мужчина продолжал бушевать прямо на мотороллере, отчего они оба чуть не опрокинулись!
      Тяжело вздохнув, Профессор отдал горничной распоряжение, чтобы та вызвала ремонтников и ликвидировала возникший бардак. Горничная с извинениями сказала, что сделать это невозможно: все строители и рабочие ремонтных бригад взялись с утра за оружие и отправились в центр посёлка — рыть убежище от воздушных налётов и защищать ратушу. Разруха в доме Профессора их совершенно не заинтересовала.
      — Разруха — в головах, а не в домах, — авторитетно заметил Профессор. — До тех пор, пока рабочие будут строить баррикады, а не чинить сломанные шкафы, научно-технический прогресс будет служить исключительно удовлетворению чьих-нибудь низменных потребностей. Что мне, человеку высокого труда, теперь самому браться за отвёртку?
      — Я приберу всё, господин профессор, — поспешно сказала горничная.
      Профессору вдруг захотелось близости. Он дал горничной несколько мелких купюр и объяснил, в чём состоит его желание. Горничная не протестовала; её тело было ещё свежим и не потеряло упругости в наиболее округлых местах. Эта лёгкая встряска пошла Профессору на пользу; вопреки расхожим заблуждениям, он всегда считал, что акт удовлетворения стимулирует и приводит в порядок бешено скачущие мысли. Отряхнувшись и отпустив горничную, он взял автомобиль и поехал в физико-технический филиал Эколь, где его дожидалась дежурная секретарша.
      — Спасибо, милая, твой пупсик уже, — рассеянно сказал он. — Закажи-ка мне лучше пропуск в «Серву».
      В «Серву» работала гордость Профессора — молодые, не получавшие научных званий техники-лаборанты, бескорыстно преданные самой идее машинного интеллекта. Сегодня здесь было пусто; оказалось, что многие из техников тоже сбежали на улицы чтобы принять участие в уличных боях.
      — Всех уволю, — пообещал Профессор. — Их дело — питать своими соками научную мысль, а не размахивать винтовками. Отоприте мне двери «тихой лаборатории».
      «Тихая лаборатория» была построена на деньги военного ведомства; здесь Профессор вёл свои опыты и размышления фактически в одиночку. Когда-то, ещё до признания бесперспективными исследований по атомному проекту, в этой лаборатории работал доктор Ваг — талантливый инженер, специалист по плазме и один из самых загадочных учёных своего времени. В его бумагах после его трагической гибели обнаружена была масса самых смелых идей, многие из которых необходимо было держать в строжайшем секрете, так как в случае их публикации они грозили опрокинуть святая святых кантонской научной парадигмы... Профессор входил в состав комиссии пи Академии, распоряжавшейся наследием Вага, и многое позаимствовал у него, в том числе и эту уютную лабораторию, способную при необходимости выдерживать самые большие неприятности...
      Профессор прошёл в «тихую лабораторию», тщательно заперся изнутри и положил перед собой чистую пачку бумаги. Из соседней двери бесшумно появился личный помощник Профессора — немолодой мужчина в сером комбинезоне.
      — Вот что, Лажу, — сказал ему Профессор. — Я напишу вам инструкцию, что делать. Выучите её, потом сожгите или съешьте. А потом поезжайте в Шом-Пилот и сделайте всё то, что предписано вам в этой треклятой инструкции...
      Отпустив помощника, он некоторое время устало смотрел на слепые квадраты выключенных экранов, опоясывавшие лабораторию. Потом медленно снял трубку большого жёлтого телефона.
      — Алло, — донёсся из трубки встревоженный голос. — Кто это говорит?!
      Профессор тяжело, медленно усмехнулся в трубку.
      — Не узнал?
      На том конце провода долго молчали.
      — Бог мой! Зачем ты туда пришёл?! Что ты там делаешь?!
      — Совершаю жертвоприношение, — спокойным, свинцовым голосом ответил Профессор.
      — Не понимаю...
      — Я нашёл то, что казалось потерянным. В четвёртом блоке, на Шом-Пилот, помнишь? В тот раз нам удалось обмануть правительство. Пришло время воспользоваться плодами обмана.
      — Ты сошёл с ума! Я немедленно сообщаю в военную полицию!
      Профессор позволил себе засмеяться.
      — Для них я неуязвим: я пока ещё один из руководителей восстания. Кроме того, нужно сделать всё по-умному. Всё случится тогда, когда вернётся мирайская эскадра. Столица перестанет существовать, а ответственность за кровь и страх ляжет на имперскую военщину.
      — Ты же убьёшь два миллиона человек одним махом! Не считая тех, кто умрёт позже, не считая тех, кто ещё не родился! Ты в самом деле хочешь стать самым массовым убийцей за всю историю человечества?!
      — Я беру на себя ответственность за эту историю. Пусть погибнет столица, да пусть погибнет хотя бы и весь мир, но я спасу цвет нашей научной мысли; это единственный залог нашей грядущей победы! Оттого я и звоню тебе, друг мой: ты сам учёный, как и я, и твоя семья, и твои знакомые — все вы занимаетесь важнейшим делом для человечества Кантоны. Потому я и хочу, чтобы ты заранее, без спешки, покинул столицу и помог сделать это тысячам наших сторонников...
      — Я думаю, что нам вместо этого нужно остановить тебя.
      — И погубить цвет кантонской научной мысли? Дать необразованной черни взбунтоваться, а мирайцам — разрушить Эколь?!
      — Научная мысль не стоит на месте. Пока жива цивилизация, её наука возродится вновь и вновь. О чём ты беспокоишься больше: о науке в целом, которой по-прежнему ничто не угрожает, или о благоденствии кучки научной аристократии, занявшей все позиции в Академии и в Эколь, давящей своим дутым авторитетом любую живую научную мысль?!
      — Важнейшее в науке — преемственность традиции, — брюзгливо сказал Профессор. — Если исчезнем мы, молодое поколение, предоставленное само себе, пустится в самое безответственное теоретизирование. Наша основная и единственная цель — создание такой культуры, при которой высокая научная мысль станет во главе нашей умирающей цивилизации! Ты знаешь это не хуже меня, а разговоры о морали давай оставим для школьников. Уезжай и увози людей!
      — Я никуда не уеду. Я не дам тебе совершить это варварство!
      — Тогда ты в равной степени со мной понесёшь ответственность за гибель научной элиты Кантоны. И даже в большей: ведь я действую, повинуясь необходимости, а ты можешь предотвратить смерть всех этих людей, но отказываешься сделать это по своей доброй воле. Тебя, а не меня назовут предателем и убийцей после нашей победы. А теперь — поступай как знаешь...
      И Профессор положил трубку.
      Секретный лифт поднял его из «тихой лаборатории» на склад физического отделения, откуда Профессор тайными ходами вышел на воздух. Здесь, в научном городке Эколь, было уже по-весеннему тепло, пахло виноградной листвой, и девушки смеялись на площадке для игры в мяч, еле заметной сквозь густые заросли молодого тиса.

Поиски. Кантона. 258.16.9.

      — Послушайте меня, генерал Лавэ, сейчас найти профессора Тарика вовсе не так важно. Гораздо важнее найти завод и вывести его из строя! Вы же не хотите, чтобы армия шагающих боевых машин смяла восставшую Кантону?!
      — Что?! Ах, боже мой! Конечно, нет! Когда мы поймаем этого космического злодея, вашего Тарика, я первым делом скажу ему: «Профессор!».
      — У вас идефикс, генерал! Ещё раз повторяю: давайте сосредоточимся на заводе! — В голосе землянина сквозила неуверенность; казалось, Торвен готов был сдаться окончательно. — Подумайте сами: разве профессор Тарик отдаст нам завод просто так? Он обязательно туда придёт. Самый лучший выход — поймать его именно там. Пусть он своими глазами увидит крушение своих планов!
      — Да, да! Вы правы, Арсен! Вы чертовски правы!!! Едемте же, едем, нам нужно найти и взорвать этот треклятый заводишко!
      — Не забывайте, генерал, что завод, судя по всему, находится вроде бы на другой планете...
      — Ах, да! Чертовщина! Мирайцы разрушили все наши этеронефы — нам не на чем лететь на другую планету! Послушайте-ка, Арсен, а у вас, случайно, нет в запасе лишнего космического корабля?! Вы же чёртов инопланетянин, на чём-то вы сюда ведь прилетели, а?!
      — Меня привезли, — улыбнулся Имир Торвен. — А вот что касается космического корабля — я могу предложить вашему вниманию как минимум один вариант!
      — Корабль мирайской Звёздной Гвардии?! Едва ли мы с вами, дорогой мой Арсен, сможем его захватить! К тому же, по моей информации, они покинули Кантону сегодня утром и ушли к Мираи! Так что с этой стороны нам ничего не светит, господин Арсен! Не будем мечтать о несбыточном и вернёмся к моему изначальному плану: когда мы изловим профессора Сиг...
      — Генерал, вы забываете о космическом корабле, найденном вашими бойцами на острове Монте-Латрино! Что мешает нам захватить и обследовать этот корабль? В его навигационных устройствах мы, без сомнения, найдём нужный нам курс. Если только это не фальшивка, естественно.
      — А если фальшивка?!
      — Тогда завод всё-таки на Кантоне, и поиски наши вновь обретают смысл. У нас очень мало времени, а мы уже полсуток теряем, охотясь на Профессора. Даже если это Тарик, а это почти наверняка не так, у нас уйдёт много времени на то, чтобы расколоть его. Вы же не смогли расколоть даже мирайского флаг-штурмана, у вас просто нет такого навыка — эффективно вести допрос врага! С чего вы взяли, что такой фрукт, как Тарик, вдруг выложит вам всю правду?!
      — Вы что, пытать пленников предлагаете? Что такое, по-вашему, эффективные методы допроса?
      — Я никого пытать не предлагаю, я считаю, что применение пыток во имя любого дела непременно губит его впоследствии. Так учит исторический опыт Земли, других планет, да и вашего несчастного скопления. Другой вопрос, что без применения пыток разговор следует строить по всем правилам психологического искусства, информацию придётся черпать по крупинкам, добывая их из груды вранья... На это у вас и нет ни времени, ни искусства. Так что давайте-ка не завязывать наши поиски на Тарика, а заниматься прямым делом повстанцев — взрывать и вредить!
      — Напомню вам, что вы сами украли этого штурмана.
      — Он был гарантией моей и вашей безопасности, не забывайте про это. В остальном он был мне абсолютно не нужен.
      — Вот я не понимаю, — озадаченно сказал Лавэ, — почему сперва их командующий приказал не стрелять и отпустить нас с вами, а потом их эскадра гордо отказалась от пленника.
      — Видимо, эскадра пошла против воли командующего. Командующий и флаг-штурман были любовниками, разве вам это не очевидно? Но в этом случае долг превыше.
      — Бедный, славный мальчуган! Женить бы его!
      — Ещё об этом мы с вами забыли побеспокоиться, генерал! Давайте вернёмся к идее с космической ракетой. Нам нужно быстро отправиться на остров Монте-Латрино и осмотреть самим этот корабль.
      — А потом?
      — Потом вы вернётесь к руководству восстанием, а я полечу на этой ракете искать завод.
      — А господин Риш?
      — Кто такой господин Риш?
      — Владелец острова Монте-Латрино. Мы ведь нарушим его частную собственность! Одно дело — врываться на государственный объект, например, в лабораторию, и совсем другое дело — нарушать священное право частной собственности. Угон ракеты, если она принадлежит господину Ришу, сделает вас преступником, Арсен!
      — Вы подали мне превосходную идею, генерал. Начнём-ка мы с господина Риша: пусть этот вонючий богатей расскажет нам поподробнее, что на его острове делал и делает подозрительный космический аппарат!
      — Но наша общественная система... Господин Риш — такой важный господин...
      — Если революция победит, этот факт больше никого не заинтересует, генерал! Господин Риш сейчас — не более чем подозреваемый в предательстве. Если не верите, можете спросить об этом любого стрелка рабочей гвардии!
      — Этого-то мы и боялись, — с грустью сказал генерал Лавэ. — Мы боялись, что борьба с захватчиками превратится в потрясение устоев самого нашего общества. Весь наш Комитет Общественного Спасения с его интригами был в целом безопаснее и полезнее для системы, чем ваш бунт.
      — Я учитываю это, — заметил в ответ Имир Торвен, — потому и воспользовался шансом. Если переворот случится сейчас, в вас хотя бы не будут стрелять без нужды: вы — свои. А вообще, конечно, восстание всегда стихия. Вам её не остановить.
      — Но мы можем остановить Тарика! Если мы его уберём, всё пойдёт по-прежнему... ну, то есть, я думал, что вы именно этого хотите. Я чем дальше, тем больше уверен в этом, — поспешно забормотал Лавэ. — Мы же не можем сражаться в космической войне, правда? Значит, наше первоочередная цель должна быть в том, чтобы убрать того, кто её провоцирует. Вы и сами говорили, что боретесь с провокаторами...
      — Я вам ни разу не называл поимку Тарика в списке первоочередных целей, — напомнил генералу земной историк. — В эту войну вас могли втянуть и втянули, но начали и ведёте её вы сами. Не мирайцы, генерал, а вы! Это у вас они позаимствовали технологии и ресурсы для своих звёздных армад. Ваш общественный строй сделал это возможным, и мой долг — помочь прогрессивным силам изменить его, чтобы добиться справедливого мира. Я ещё раз повторяю вам оптимальную стратегию освобождения: взрыв завода — изгнание интервентов — заключение партнёрских отношений с Мираи в отражении космической угрозы! У Тарика, в отличие от нас с вами, есть агенты и космическая техника на обеих планетах, да и во множестве соседних систем вашего шарового скопления. Возможность его поимки — дело шанса, случая, это не может быть опорным пунктом всего плана. Опять же, если убрать Тарика, у него могут найтись во множестве последователи. А вот завод боевых машин — это, генерал, величина стратегическая. От того, в чьих он руках, зависит будущее Кантоны; от того, существует ли он вообще, зависит будущее многих миров. Подумайте на мгновение о вашей исторической ответственности! Что будущие поколения будут думать о вас — что вы мелкий буржуа, озабоченный собственными представлениями, или что вы один из первых политиков галактического масштаба, начавший своими действиями наводить звёздный мост дружбы между десятками обитаемых миров?!
      Лавэ поколебался пару секунд.
      — Я думаю, вы правы, — сказал он в конце концов. — Поехали к этому мерзавцу Ришу, выбьем из него всю правду. Но попомните моё слово, Арсен: если выяснится, что корабль ему подарил наш Профессор, то все мои подозрения пробудятся с удвоенной силой — и тогда уже ничто, слышите меня, ничто не остановит меня!
      — Верю, — сказал Имир Торвен.

      Господин Риш, принимавший послеполуденную ванну из молока дикого осла, был извлечён из купели рабочим отрядом. Брезгливо окатив его водой из пожарного брандспойта, рабочие доставили владельца острова Монте-Латрино на условленную явку.
      — Я буду краток, как и вы, — сказал Ришу ожидавший его Имир Торвен. — Вы можете выйти отсюда двумя путями: один приведёт вас к стенке, другой — обратно в ваш дом. Многое зависит от того, насколько откровенно вы ответите на вопросы, интересующие нас.
      Голый господин Риш без раздумья согласился давать показания.
      Оказалось, что дела у наследника многомиллионных состояний шли не так уж блестяще. Несколько лет назад он перенёс сильнейший нейросифилис, едва не лишивший его возможности радоваться жизни в самых простых её проявлениях; наука была бессильна лечить его болезнь. С отчаяния несчастный Риш начал было подумывать о самоубийстве, но тут, как по заказу, из недр Эколь выскочил некий физик-чудодей, весьма богатый всяческими прожектами. Он воспользовался представившимся шансом и на светском приёме предложил вылечить исстрадавшегося господина Риша с помощью своей волновой установки, способной регенерировать нервные клетки. На этой установке можно было бы сделать большие деньги, но самого Риша деньги не волновали; в качестве компенсации за успешное лечение он легко расстался с третью своего состояния и в придачу — с островом Монте-Латрино, который предприимчивый физик взял в вечную аренду. Немного придя в себя, однако, господин Риш пожалел о столь щедром даре и нанял через подставных лиц апашей, недвусмысленно потребовавших от физика вернуть гонорар. Однако ничего так и не вышло: физик скрылся вместе со своим целебным аппаратом, а на большую часть средств он построил себе тот самый загадочный этеронеф, который и украшал сейчас собою низменный островной пейзаж. Так что в руки господина Риша вернулся лишь остров, да ещё ракета, пользоваться которой он не умел и не желал. Рассказывая об этом, владелец Монте-Латрино возмущался так громко, как будто его ограбили среди бела дня.
      — Так вы говорите, что сейчас аппарат никому не принадлежит? — переспросил генерал Лавэ.
      — Ну почему «никому»? Он мой, мой...
      — Я имею в виду: на нём никто уже давно не летает, так?
      — Не совсем, — ответил господин Риш, к которому начала уже возвращаться обычная самоуверенность, свойственная людям его круга. — Я нашёл добровольца, который испытывает эту ракету. Он умён, но беден, а такие люди мне нужны. Он писал, что уже несколько раз поднимал эту ракету в воздух...
      — Кто он такой?
      — Обыкновенный спившийся интеллигент. Какая мне разница? Я плачу за результат, а не за имя... Чем менее он известен, тем большей будет моя личная слава, когда я поднимусь в космос на этой ракете! Это ведь, чёрт возьми, спорт! Что может быть лучшим вложением для тех денежек, которые угробил на эту ерунду проклятый физик!
      — А сам физик с тех пор, значит, так и не появился?
      — Нет. Должно быть, гостит на другой планете!
      — Вряд ли: на Мираи теперь не терпят чужаков, а улететь куда-нибудь ещё он смог бы разве что на своей ракете, которая как раз дожидается вас на вашем острове.
      — Он мог осесть и на Мираи, — подал голос Имир Торвен, — если он талантлив.
      — Или если сумел замаскироваться, — согласился генерал Лавэ. — Кстати, о маскировке! Господин Риш, вам никто не знаком на этой фотографии?!
      Он протянул мультимиллионеру большой снимок на глянцевом картоне. Землянин заглянул через плечо генерала: снимок изображал Комитет Общественного Спасения в его самом старом, самом полном составе, заседавший в кафе «У рогалика».
      Господин Риш вгляделся в фотографию.
      — Да, — сказал он, — вы правы. Я его узнаю!
      — Узнаёте! И кто же это?!
      — Это мой пилот, тот самый, которого я нанял. А этот дурак слева от него, видимо, вы! И ещё какие-то кретины, выглядят как нищеброды, видимо, снято в каком-нибудь притоне, куда не пускают порядочных людей. Эй, постойте! Так вы представляете интересы моего пилота?! У вас ничего не выйдет! Я заранее заплатил ему, заплатил большую сумму! Я и вам могу заплатить, сколько понадобится! И если весь вопрос был в деньгах...
      — Минуточку, минуточку, — прервал его генерал. — Так вы говорите, что вот этот вот человек, — он указал пальцем на изображение Профессора, — и есть ваш пилот? Вы совершенно уверены в этом, мой любезный господин Риш?!
      И генерал бросил полный победного торжества взгляд в сторону Имира Торвена.
      — О нет! — воскликнул господин Риш. — Этого урода я не знаю! Хотя... Нет, я как-то давал ему сорок червонцев на его проект: замена существующего парламентского строя республики прямой властью Академии! Это, кстати, было очень забавно. А рядом с ним — мой управляющий делами, один из многих, естественно. Я даю ему кредиты под его промышленные идеи. Забыл, как его зовут, — Риш показал небрежно на Следопыта. — А мой пилот — вот он, господа!
      Имир Торвен, глядя через плечо Лавэ, постарался увидеть, куда показывает наманикюренный палец господина Риша.
      Палец показывал на Писателя.

      — Я ничего не понимаю, — сказал генерал. — Писатель — пьяный идиот. Зачем ему понадобилось бы летать на чужой ракете? Может быть, этот Риш нас разыгрывает?
      — Вряд ли, — ответил Торвен. — Он мог бы, конечно, позабавиться на наш счёт, но не в такой момент. Сейчас ему невыгодно связывать своё имя с подозрительными людьми: на улице революция. Если бы мы попались ему дней пять назад — он, не задумываясь, послал бы нас к чертям или скормил своим апашам. А сейчас я для него неизвестный противник, то есть сила. Со мной он будет считаться.
      — А я? — обиженно спросил Лавэ. — Со мной он не будет считаться?
      — Он же узнал вас, генерал, — Имир усмехнулся. — Он наверняка уверен, что вам выгоднее всего сейчас защищать ваш старый строй, давший вам всё, что вы имели. А при этом строе он может подкупить вас, а потом попробовать избавиться, как от того физика. Ведь в вашем мире деньги решают всегда и всё! Он знает: вернись старые порядки — и он получит Лавэ и полную власть над ним. А я — не из вашего мира, я — революция, я — новое время, о котором этот господин Риш ничего не знает. Потому-то ему и невыгодно врать мне.
      — Но зачем тогда всё это Писателю?
      — Поезжайте и проверьте. А у меня есть идея! Мне нужен ваш флаг-штурман.
      — Зачем?
      — А у вас есть ещё эксперты в области астронавигации? Хочу проверить, насколько профессионалу из вашего мира доступно управление той ракетой.
      — То есть вы подозреваете, что Писатель может быть не тем, за кого себя выдаёт?!
      — В этом я как раз не сомневаюсь. Вопрос в том, кто он!
      Имир Торвен притормозил на перекрёстке и стремительно выскочил из машины.
      Автобус довёз землянина до остановки напротив неработающего супермаркета, за которым в теплушке располагался повстанческий штаб генерала Лавэ. На улице хмурые строители возводили бомбоубежище, разбивая асфальт большими аккуратными квадратами. Торвен нырнул во двор, где припахивало мусором, где сидели на скамейках извечные древние бабки, а из окон нёсся чудный голос Мервэ Шотез: «Когда он берёт меня на руки, он говорит мне вновь и вновь вечные, мудрые слова — слова любви, и тогда я вижу жизнь в розовом свете... Он — в моём сердце, всегда в моём сердце...».
      Подойдя к вагончику, Торвен остановился. Сердце сжало неясной тревогой: внутри теплушки что-то было не в порядке. Что-то произошло...
      Торвен достал из ботинка свой пистолет, взвёл затвор и прислушался. В теплушке царила тишина. Тогда он на цыпочках обошёл вагон, стараясь, чтобы его тень не попала на щелястые доски стен. Две доски в том месте, где вагон плотнее всего подходил к глухой стене супермаркета, выглядели так, будто их оторвали, а затем поставили на место. Землянин напрягся: доски выглядели подозрительными именно там, где сидел мирайский пленник.
      Решительным движением Торвен рванул доски на себя и нырнул в полутьму теплушки. Раздался короткий вскрик, что-то упало со звоном и покатилось по полу; в полумраке сверкнул ствол пистолета. Не глядя, Торвен поймал чужое оружие, выкрутил приёмом самообороны хрупкую руку неведомого противника, рванул к себе — и вдруг остолбенел на мгновение.
      Землянин держал в руках свою дочь.
      Осознание этого факта едва успело прийти к нему, как вдруг страшный удар в левый висок свалил его с ног; мир взорвался и рассыпался калейдоскопом обломков — землянин упал бз чувств, потеряв сознание.

Картина маслом — IV. ИИТ. 258.16.9.

      Сигдар Тарик встретился со своим связником в небольшом кафе на самой окраине столицы. За окнами сгустилась грязноватая тьма — солнце падало в море на западе, оставив столицу наедине со светом бесчисленных неоновых реклам. Официантка принесла свежую клубнику и торт; от вина Тарик отказался. Связник ел много и с удовольствием; глядя на него, бывший директор ИИТ подумал, что, если бы не проклятая работа, он мог бы иметь сейчас сына такого возраста. Или даже внука.
      — События становятся неподконтрольны нам, — сообщил связник, подцепляя очередной кусок на вилку. — Мало того, что этот Торвен поднял на Кантоне социалистическое восстание, так ещё и в подполье сидит предатель на предателе! Я мог бы понять их логику, пока руководители восстания пытались подсидеть друг друга и натравить на генерала Лавэ — самую популярную фигуру в здешнем Сопротивлении — мирайскую контрразведку! Это обычная борьба за власть, не более того; очевидно же, что после победы повстанцев выжившие руководители подполья станут диктаторами, а диктатор лучше всего чувствует себя именно тогда, когда он один! Но вот в том, чтобы уничтожать собственную столицу — в этом никакой логики уже просто нет! И тем не менее они готовы были пойти даже на такой отчаянный шаг!
      — Это вы о чём? — Сигдар Тарик поперхнулся глотком кофе.
      — Послушайте, шеф, это просто на грани фантастики! Сегодня вечером на связь с нашей ячейкой в столичном отделении Эколь вышел некий Лажу — средней руки учёный, сделавший карьеру на доказательстве невозможности неугодных нашему Институту технологических решений. Этот Лажу стоит очень близко к Профессору — крупной фигуре в руководстве подполья, возможно, одному из руководителей Комитета Общественного Спасения. Так вот, Лажу просил нас помочь ему разместить в Старой Башне, напротив Эколь, некое устройство, которое повстанцы поручили его вниманию. Мы, конечно, не отказали в просьбе старому другу, но между делом проверили, что это за шедевр технологии Лажу привёз в город. И знаете, что мы нашли?!
      — Земной излучатель защитного поля, — буркнул Тарик.
      Связник поперхнулся:
      — Почему — земной излучатель защитного поля?
      — Разве это не очевидно? Земляне — главные наши противники здесь, близ этого солнышка. Главные, а что важнее — единственные, кто равен нам по силе и, если угодно, по идейной твёрдости. Они хорошо знают, чего хотят, — Тарик отпил ещё маленький глоточек кофе и, по синизскому обычаю, тотчас запил его ледяной водой. — Боги просветлённые, как бы я хотел заполучить в свои руки живую голову хотя бы одного из этих землян! Я сумел бы тогда понять их вывернутую историческую логику, весь этот их странный и бесперспективный подход к проблемам будущего... Но пока что земляне не в наших руках, и я думаю, что они поставят кантонцам оборонные технологии, чтобы защитить их от мирайских бомбардировок!
      — Всё наоборот, — сказал связной. — Подпольщики хотят разрушить весь город.
      — Что-о?!
      — Лажу привёз в столицу водородную бомбу. Маленькое, почти компактное устройство, замечательно вместившееся в багажник автомобиля. Бомбу планировалось подвесить прямо на Старой Башне, так, что огненный шар от взрыва как раз накрыл бы весь центр столицы. Пять миллионов человек превратились бы в пепел!
      — Зачем это подпольщикам?
      — Чтобы остановить революцию. Я ведь уже говорил, что руководство подполья пытается вернуть события под свой контроль. Этот Лажу так и объяснил нам их намерения.
      Тарик отпил ещё глоток кофе.
      — Нет, это не земляне. Такие дела не в их стиле. Кто же сделал бомбу?
      — Судя по внешнему виду и маркировкам деталей, бомба кантонского производства. Мы, конечно же, обезвредили её, но разбирать не стали: цельная конструкция заряда весьма компактна и удачна.
      — И это несмотря на все наши усилия, убеждавшие кантонцев двадцать лет кряду, что атомную энергию использовать невозможно, — грустно сказал Тарик.
      — Да, что-то мы упустили. Впрочем, не забывайте: на Кантоне действует заговор «высоколобых», борющихся ещё с феодальных времён за политический контроль над планетой. Если это произойдёт, ИИТ окажется на грани поражения: ведь до сих пор учёные руководили в нашем скоплении только Синиз, а тут появится новая цивилизация, конкурент... Да ещё и с атомным оружием.
      — Как именно вы обезвредили бомбу?
      — Вынули часовой механизм. Внутри — отменная оптика, настоящий шедевр, нужно будет разобраться и узнать, кто тут такие гении и не подкармливают ли их извне. Вдруг это всё-таки земляне?
      — Нет, сомневаюсь. Вы уже вызвали «оборотень»?
      — С началом войны перемещения звездолётов в секторе под полным контролем людей Гиркана, профессор. Мы не стали рисковать.
      — Тоже правильно. Поместите атомный заряд в мою ракету. Я сам увезу его отсюда: кантонским детишкам рано баловаться такими игрушками. Авторов изобретения — найти и ликвидировать! А снаряд пока полежит в моей личной кунсткамере... вплоть до помещения на постоянное место хранения в кунсткамеру Института Исторических Технологий...
      — Скорее бы! — сказал связник.
      — Теперь уже скоро, не волнуйтесь. Мирайские бомбардировки непременно заставят кантонцев научиться драться по-настоящему. Но Империя победит: об этом уж мы позаботимся. И тогда мы покажем Синиз, почему ИИТ столько лет стоял на страже её безопасности, сдерживая космическую экспансию соседних миров! Глупцы! Они думают, что гуманизм — это красивые мечты о всеобщем братстве! Нет, подлинный гуманизм надо выстрадать, завоевать, а потом поддерживать — поддерживать беспощадно, огнём, мечом и кровью карая любые антигуманные поползновения. Только под руководством высокой цивилизации Синиз все планеты нашего скопления могут прийти к лучшему будущему!
      — Когда вы намерены покинуть планету, эффенди Тарик?
      — Как только вернутся имперские корабли. У меня есть свои планы на этот счёт, и главный из них — не сидеть под бомбами. А кроме того, я хотел бы подарить нашим друзьям в Империи нечто важное и запоминающееся, что позволит им чуть глубже проникнуться осознанием того, почему для всех их планов необходима наша поддержка!
      — И что такое вы хотите им подарить?
      — Голову Имира Торвена, — ответил Сигдар Тарик, вставая из-за стола, — чтобы помочь им понять нашего общего противника...