![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Глупо пытаться учить людей аскезе и воздержанию в буржуазном обществе. При этом нарушается основной принцип этого общества - принцип личной свободы. Поэтому призывы к аскезе в рамках капиталистической формации можно слышать обычно либо от религиозных деятелей, либо от представителей "высшего сословия", пытающихся закрепить свои привилегии потреблять откровенно внеэкономическими методами.
Гораздо интереснее вопрос об отказе от плотских удовольствий (или, наоборот, полной их свободе) стоит при неизбежном переходе к высшим общественным формациям. Какого только бреда нет в утверждениях нашей левофилософской элиты - от разнузданных гедонистических устремлений до призыва к тотальному отказу от еды и секса, да и вообще от "животного начала" в человеке.
Оставив вариант "преодоления животного начала силами освобождённого человеческого духа" как заведомо кретинский, а его адептов - перед необходимостью тотального психиатрического освидетельствования, обратимся к более умеренным вариантам ограничения физиологических свобод. Поскольку у человека нет инстинктов (в строгом смысле этого слова), следует говорить о механизмах физиологического удовольствия. К таким механизмам у психически здоровых людей относятся, на мой взгляд (в порядке убывания важности): еда, секс, комфорт и приключения. Любопытно отметить, что поклонники аскезы, выстраивая приоритеты общественных механизмов удовлетворения этих потребностей, обычно придерживаются строго обратного порядка: приключений - сколько угодно, а устриц и фуа-гра - ни-ни!
(Кстати, об устрицах и красной икре. Там, где они есть - это недорогие и несложные в производстве продукты питания; дорогими их делает потребительский престиж и, отчасти, трудность перевозки. После общего оздоровления экологии, неизбежного при победе высших форм общественного строя, устриц и кеты станет намного больше, а быстроходный и экономичный общественный транспорт доставит людей в дома отдыха и санатории тех районов, где эти пищевые продукты встречаются в изобилии. И не надо "ля-ля" про то, что кормить человека будущего надо синтетической кашей - до таких каш, которые по вкусу и питательности заменят салат с омарами, питу по-кипрски и печёных ласточек, пищевой промышленности ещё расти и расти, а сажать человека на кашу просто так - это ограничение его прав и подталкивание к нарушению общественных законов.
Вообще же, презрение левых радикалов к вопросам питания показывает незнание экономики и биологии одновременно. С точки зрения экономики, большинство "престижных" продуктов питания стало такими в результате случайных экономических отклонений и производится, в общем случае, недорого. Если же предлагается запретить "кулинарный разврат" на том лишь основании, что это-де низкое удовольствие, то с тем же успехом можно запрещать и концерты классической музыки - ведь разница между нею и высокой кулинарией лишь в типах рецепторов, на которые воздействует выбранное произведение искусства. От себя добавлю, что высокая кулинария облагораживает манеры и улучшает мысль, в то время как питание рационированными продуктами, помноженное на неизбежную при таком подходе агитацию о преодолении всевозрастающих трудностей ради будущей великой цели, способно породить только недовольство жизнью и мысли о том, как бы немножко разнообразить этот рацион. Лютые пруфы - на армейских кухнях.)
Ещё интереснее наблюдать за палитрой отношения к вопросам секса. Оставив опять-таки за бортом истории разные курьёзы, вроде анального кариеса, можно тем не менее видеть, что и в среде интеллектуальных левых отношение к этому простому, в общем-то, делу, колеблется в широких пределах - от требований тотального урегулирования сексуальных отношений на общественном уровне (или даже отказа от них, во имя некоей мифической "более производительной деятельности"), до стыдливых призывов к "полной сексуальной свободе". Последний тезис, однако, не встречает понимания не только у гг. левых пуристов, но и у наших псевдофеминисток-стиганор, не делающих разницы между Гимбутас и Солангас, зато плотно обсевших идеологию разного рода левых движений. Любопытно также то, что большинство даже самых яростных сторонников ограничения людей будущего в еде проповедует, между тем, широко понятую свободу в сексе. Обратный эффект у левых практически не наблюдается.
Естественную тягу людей к комфорту конструкторами будущих миров принято в целом осуждать как нездоровую, но осуждают при этом как-то вяло, без радикализма. Если же спросить у них, как они сами обходятся без комфорта, они принимаются совсем уж уныло пояснять, что для них комфорт - не комфорт, а необходимый инструмент производства. Особенно хорошо это свойство проявляется тогда, когда левый радикал, сделав над собой усилие, покупает всё-таки права и машину (если природная неспособность к управлению чем-то сложнее собственных сфинктеров не останавливает его заранее от этого намерения). Автомобиль из врага народа №1 становится вынужденным и необходимым средством производства. В норме то же касается и таких вещей, как компьютер, стол, кресло и главный рабочий инструмент левого мыслителя-интеллигента - диван.
Что до роли приключений (и связанных с ними сенсорных впечатлений) - тут левые мыслители осторожны, подменяя в своих рассуждениях полнокровный термин "приключения" вялым и инертно-расплывчатым понятием "подвиг". Якобы, именно подвиг (подразделяемый на "трудовой" и "героический", в зависимости от длительности и отсутствия видимых наград) должен заменить в жизни людей будущего буржуазные приключения и буржуазный адреналиновый стресс.
В качеств подтверждения жизнеспособности своих тезисов сторонники "революционной аскезы" приводят воспоминания о жёстком аскетизме, сопровождавшем революционные подъёмы. При этом в расчёт не берётся целый ряд важных фактов. Например, людям, всецело охваченным важным делом, во время выполнения этого дела (и только во время!) некогда отвлекаться на камасутру и фуа-гра. Перекусил, поспал - и на работу, как можно скорее! Любому из нас знакомо это состояние. Оно может длиться месяц, год, два, редко больше - но рано или поздно сделанное заканчивается, свершение достигнуто, и можно-таки поехать с удовольствием отдыхать в Каса-дель-Мачо или Баб-эль-Мандеб, кушать устриц и тискать любимую (любимого) в бассейне под магнолиями. Нужно быть садистом и человеконенавистником, чтобы "в интересах общества" регламентировать подобное времяпрепровождение избыточными ограничениями и правилами. Это отдыхают герои! Они совершили свой вклад в общественное дело и готовятся совершить новые, столь же важные трудовые вклады. В те самые 20-е и 30-е годы прошлого столетия, о которых так любят вспоминать "аскеты", известные всем Ильф и Петров, Кольцов, Маяковский выступили с немалым количеством сатирических разоблачений ультрареволюционной регламентации личной жизни, исходивших от разных "савонарыл", для которых "поцелуйный звук страшнее пистолетного выстрела". Фельетонисты мертвы, мёртв, к сожалению, и СССР. А "савонарылы" остались.
В связи с этим, к "савонарылам" у меня всегда был вот какой вопрос. Кто в коммунистическом обществе, по определению, лишённом аппарата насилия и принуждения, должен следить за регламентацией личной жизни? Специально выделенная полиция нравов?
Отдельно несколько строк - о гедонизме. Гедонисты среди философов левого толка встречаются реже, чем поборники аскеты. Объяснений тому много. Одно из них - то, что гедонист должен уметь невозбранно радоваться жизни во всех её проявлениях, а невозбранно радоваться современной жизни во всех её проявлениях может, пожалуй, только очень тупой и самоограниченный человек. Редко встречающийся гедонизм в вопросах будущего общественного устройства обычно характеризуется понятиями "свободы" и "изобилия", означающими, без объяснения этих терминов, чуть меньше, чем ничто.
Обычно, однако. оказывается при внимательном рассмотрении, что гедонист левого толка считает, что широкий круг удовольствий в обществе будущего должен быть доступен не всякому, а только представителям элиты, отобранным по тому или иному признаку. Естественно, принцип элитарности противоречит любому определению коммунистического общества, да и вообще высших исторических формаций*, поэтому обнаружение гедониста в левых рядах всегда вызывает законную тревогу. Приходится точно убеждаться, что, говоря о "свободе наслаждения", гедонист не имеет в виду привилегии определённой варны, резко отличающейся по своей духовной организации от быдла, организованное существование которого требует, по определению, бесправия, голода и кнута.
* Я имею в виду посткоммунистические формации, которые неизбежно сменят коммунистический строй и о которых можно говорить сейчас лишь с известной долей спекулятивности.
Гораздо интереснее вопрос об отказе от плотских удовольствий (или, наоборот, полной их свободе) стоит при неизбежном переходе к высшим общественным формациям. Какого только бреда нет в утверждениях нашей левофилософской элиты - от разнузданных гедонистических устремлений до призыва к тотальному отказу от еды и секса, да и вообще от "животного начала" в человеке.
Оставив вариант "преодоления животного начала силами освобождённого человеческого духа" как заведомо кретинский, а его адептов - перед необходимостью тотального психиатрического освидетельствования, обратимся к более умеренным вариантам ограничения физиологических свобод. Поскольку у человека нет инстинктов (в строгом смысле этого слова), следует говорить о механизмах физиологического удовольствия. К таким механизмам у психически здоровых людей относятся, на мой взгляд (в порядке убывания важности): еда, секс, комфорт и приключения. Любопытно отметить, что поклонники аскезы, выстраивая приоритеты общественных механизмов удовлетворения этих потребностей, обычно придерживаются строго обратного порядка: приключений - сколько угодно, а устриц и фуа-гра - ни-ни!
(Кстати, об устрицах и красной икре. Там, где они есть - это недорогие и несложные в производстве продукты питания; дорогими их делает потребительский престиж и, отчасти, трудность перевозки. После общего оздоровления экологии, неизбежного при победе высших форм общественного строя, устриц и кеты станет намного больше, а быстроходный и экономичный общественный транспорт доставит людей в дома отдыха и санатории тех районов, где эти пищевые продукты встречаются в изобилии. И не надо "ля-ля" про то, что кормить человека будущего надо синтетической кашей - до таких каш, которые по вкусу и питательности заменят салат с омарами, питу по-кипрски и печёных ласточек, пищевой промышленности ещё расти и расти, а сажать человека на кашу просто так - это ограничение его прав и подталкивание к нарушению общественных законов.
Вообще же, презрение левых радикалов к вопросам питания показывает незнание экономики и биологии одновременно. С точки зрения экономики, большинство "престижных" продуктов питания стало такими в результате случайных экономических отклонений и производится, в общем случае, недорого. Если же предлагается запретить "кулинарный разврат" на том лишь основании, что это-де низкое удовольствие, то с тем же успехом можно запрещать и концерты классической музыки - ведь разница между нею и высокой кулинарией лишь в типах рецепторов, на которые воздействует выбранное произведение искусства. От себя добавлю, что высокая кулинария облагораживает манеры и улучшает мысль, в то время как питание рационированными продуктами, помноженное на неизбежную при таком подходе агитацию о преодолении всевозрастающих трудностей ради будущей великой цели, способно породить только недовольство жизнью и мысли о том, как бы немножко разнообразить этот рацион. Лютые пруфы - на армейских кухнях.)
Ещё интереснее наблюдать за палитрой отношения к вопросам секса. Оставив опять-таки за бортом истории разные курьёзы, вроде анального кариеса, можно тем не менее видеть, что и в среде интеллектуальных левых отношение к этому простому, в общем-то, делу, колеблется в широких пределах - от требований тотального урегулирования сексуальных отношений на общественном уровне (или даже отказа от них, во имя некоей мифической "более производительной деятельности"), до стыдливых призывов к "полной сексуальной свободе". Последний тезис, однако, не встречает понимания не только у гг. левых пуристов, но и у наших псевдофеминисток-стиганор, не делающих разницы между Гимбутас и Солангас, зато плотно обсевших идеологию разного рода левых движений. Любопытно также то, что большинство даже самых яростных сторонников ограничения людей будущего в еде проповедует, между тем, широко понятую свободу в сексе. Обратный эффект у левых практически не наблюдается.
Естественную тягу людей к комфорту конструкторами будущих миров принято в целом осуждать как нездоровую, но осуждают при этом как-то вяло, без радикализма. Если же спросить у них, как они сами обходятся без комфорта, они принимаются совсем уж уныло пояснять, что для них комфорт - не комфорт, а необходимый инструмент производства. Особенно хорошо это свойство проявляется тогда, когда левый радикал, сделав над собой усилие, покупает всё-таки права и машину (если природная неспособность к управлению чем-то сложнее собственных сфинктеров не останавливает его заранее от этого намерения). Автомобиль из врага народа №1 становится вынужденным и необходимым средством производства. В норме то же касается и таких вещей, как компьютер, стол, кресло и главный рабочий инструмент левого мыслителя-интеллигента - диван.
Что до роли приключений (и связанных с ними сенсорных впечатлений) - тут левые мыслители осторожны, подменяя в своих рассуждениях полнокровный термин "приключения" вялым и инертно-расплывчатым понятием "подвиг". Якобы, именно подвиг (подразделяемый на "трудовой" и "героический", в зависимости от длительности и отсутствия видимых наград) должен заменить в жизни людей будущего буржуазные приключения и буржуазный адреналиновый стресс.
В качеств подтверждения жизнеспособности своих тезисов сторонники "революционной аскезы" приводят воспоминания о жёстком аскетизме, сопровождавшем революционные подъёмы. При этом в расчёт не берётся целый ряд важных фактов. Например, людям, всецело охваченным важным делом, во время выполнения этого дела (и только во время!) некогда отвлекаться на камасутру и фуа-гра. Перекусил, поспал - и на работу, как можно скорее! Любому из нас знакомо это состояние. Оно может длиться месяц, год, два, редко больше - но рано или поздно сделанное заканчивается, свершение достигнуто, и можно-таки поехать с удовольствием отдыхать в Каса-дель-Мачо или Баб-эль-Мандеб, кушать устриц и тискать любимую (любимого) в бассейне под магнолиями. Нужно быть садистом и человеконенавистником, чтобы "в интересах общества" регламентировать подобное времяпрепровождение избыточными ограничениями и правилами. Это отдыхают герои! Они совершили свой вклад в общественное дело и готовятся совершить новые, столь же важные трудовые вклады. В те самые 20-е и 30-е годы прошлого столетия, о которых так любят вспоминать "аскеты", известные всем Ильф и Петров, Кольцов, Маяковский выступили с немалым количеством сатирических разоблачений ультрареволюционной регламентации личной жизни, исходивших от разных "савонарыл", для которых "поцелуйный звук страшнее пистолетного выстрела". Фельетонисты мертвы, мёртв, к сожалению, и СССР. А "савонарылы" остались.
В связи с этим, к "савонарылам" у меня всегда был вот какой вопрос. Кто в коммунистическом обществе, по определению, лишённом аппарата насилия и принуждения, должен следить за регламентацией личной жизни? Специально выделенная полиция нравов?
Отдельно несколько строк - о гедонизме. Гедонисты среди философов левого толка встречаются реже, чем поборники аскеты. Объяснений тому много. Одно из них - то, что гедонист должен уметь невозбранно радоваться жизни во всех её проявлениях, а невозбранно радоваться современной жизни во всех её проявлениях может, пожалуй, только очень тупой и самоограниченный человек. Редко встречающийся гедонизм в вопросах будущего общественного устройства обычно характеризуется понятиями "свободы" и "изобилия", означающими, без объяснения этих терминов, чуть меньше, чем ничто.
Обычно, однако. оказывается при внимательном рассмотрении, что гедонист левого толка считает, что широкий круг удовольствий в обществе будущего должен быть доступен не всякому, а только представителям элиты, отобранным по тому или иному признаку. Естественно, принцип элитарности противоречит любому определению коммунистического общества, да и вообще высших исторических формаций*, поэтому обнаружение гедониста в левых рядах всегда вызывает законную тревогу. Приходится точно убеждаться, что, говоря о "свободе наслаждения", гедонист не имеет в виду привилегии определённой варны, резко отличающейся по своей духовной организации от быдла, организованное существование которого требует, по определению, бесправия, голода и кнута.
* Я имею в виду посткоммунистические формации, которые неизбежно сменят коммунистический строй и о которых можно говорить сейчас лишь с известной долей спекулятивности.
◾ Tags:
