2009-03-05 21:40![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
with_astronotus
with_astronotusЧтобы читатели "Троп Тьмы" не скучали, пока Керн сражается с насевшей на него липкой пакостью, напомню, что "Тропы Тьмы" - лишь часть проекта большого романа под названием "Честь и Право". В этом романе несколько сюжетных линий, и начало одной из них я хотел бы опубликовать сейчас (возможно, впоследствии я продолжу выкладывать и этот кусок текста).
Небольшая кучка богатеев, жадных до наслаждения тунеядцев, благоденствует всегда за счёт массы бедняков, которые, в свою очередь, способны существовать лишь постольку, поскольку обеспечивают бездельникам-богачам всё новые наслаждения. Эту совокупность угнетателей и угнетённых в нашей традиции как раз и принято именовать обществом.
Мориц, принц Саксонский.
На семи холмах, что и разглядеть-то было сложно, стоял издревле мегаполис, гордящийся невозбранно славою столицы. Имя тому мегаполису было — МОСКВА!
Столица державы Российской, город без конца и краю, лишь условно затянутый в тугую петлю кольцевой автодороги, жёстко отграничивающей «наших» от «не наших», «понаехавших тут», Москва была главным торговцем Россией, единым её цербером и стражем. Чиновники и купцы, а вернее — то единое сословие, что роднит на Руси со времён Петра Великого эти два звания, давно уже сделали Москву своей спальной квартирой; вотчиной же их была вся земля российская, от Поморья до Сахалина; отсюда вновь и вновь подавлялся ропот и гнев народный, направленный против паразитов, зажравшихся в столице. Но всего хуже бытовать было трудовому люду московскому: сограждане презирали их — быдло, устраиваться не умеют; жители же «провинций», к коим причислялась огульно вся Россия без исключения, не проводили между сортами москвичей никакой разницы, по одной мерке считая зажравшимся жлобьём.
И ведь в самом деле: пока страна жила с того, что грабила и распродавала недра русские, Москва ела и пила в три глотки, оставляя регионам лишь обноски да объедки с барского стола. Но когда на Европу упали первые исламские бомбы, когда на Русь-матушку хлынул поток эмигрантов из стран благополучного «евросоциализма», лишь малая толика их осела в Москве. Чаще всего переселенцы попадали в большие и относительно богатые города посреди сибирских и уральских просторов; иногда же, пользуясь правительственными льготами, приобретали они в бессрочную аренду землю и строения среди затерянных сельских дорог. Эти люди умели работать! Их трудом вновь зацветали окраины. Многие из переселенцев сохраняли традиционно неприязненное отношение к русским как к нации ленивых рабов; следовало думать, что временами такое отношение обосновано было чем-то большим, нежели простая славянофобия. Однако лучшие из людей русских, отчасти из чувства национального противоречия, отчасти же — следуя природному здравомыслию, тоже засучили рукава и принялись работать не хуже иностранцев. Итогом стало в отдалённых регионах России всё возрастающее богатство, равно шедшее на пользу и русским, и пришлым жителям тех земель, дававшее во всё большем количестве хлеб и дороги, бензин и машины, электричество и компьютеры всем, кто принимал участие в этом грандиозном строительстве — всем, кроме Москвы!
Тут-то взыграло, зашевелилось гаденькое. Гаденькое это, как часто случается, подано было сперва под соусом патриотизма.
— Россия гибнет под натиском иностранцев! — вопили партийные кликуши. — Сбылось древнее предсказание — Сибирь и Север русский стали кормушкой для глобальной экономики, и без того зашедшей в тупик! Мы сделались для развитых стран колонией!
Отчасти в этих заявлениях была доля правды, поскольку московское правительство, получив большие взятки, предоставило для иностранцев куда более завидные условия жизни и предпринимательства, чем для собственных граждан. По стране прокатилась волна возмущения, требовавшая отмены правовой сегрегации. Однако дальше этого дело не пошло: люди достаточно хорошо понимали, что не заезжие иностранцы а свои чиновники виновны в разграблении страны. К тому же и по русским, и по иностранным общинам заходили левые агитаторы, указывавшие всякому, кто не потерял ещё полностью соображения, на подлинную ситуацию в мире.
— Здесь уже давно нет поляков, немцев, татар или русских, — авторитетно, с цифрами и выкладками в руках объясняли они. — Есть олигархи, разорившие планету, есть фанатики, которые теперь разваливают её, и ещё есть мы — честные люди, цепляющиеся за обломки того, что некогда было нашим единым домом — Землёй. Ведь ослу ясно, что наша цивилизация потерпела крушение! Считайте, что вам всем повезло: вы не будете пихаться на её обломках, вам выпало найти пригодное для жизни местечко, причём куда более благоустроенное, чем таинственный остров жюль-верновских колонистов. Давайте попробуем обустроить его, чтобы он не взорвался под нами всеми, как вулкан! Смотрите, что творится за границами!
А за границами творилось и впрямь невообразимое. Соединённые Штаты лезли в самоубийственную войну против Китая, толкая старую Европу впереди себя, точно колесницу Джапарнадхи. Стрелы войны косили солдат в Латинской Америке, в Египте и Белуджистане; узкие тела атомных бомб — «бункербастеров» — вонзались в почву Крита и Украины. Американские 155-миллиметровые гаубицы грохотали в Таиланде и Сингапуре; им отвечали китайские шестидюймовки объединённой американо-китайской оружейной компании «Норинко-Армалит» со штаб-квартирой на Формозе. Через африканские пустыни вползали с трёх сторон в Ливию приземистые танки «меркава» — до сих пор неизвестно было, чью сторону примут они в грядущей бойне.
Где-то на заднем плане лился, лился, лился нескончаемый поток денег… Куда он шёл? Кто наживался на этой войне? Лишь мого столетий спустя историки смогут дать точный ответ на этот вопрос. А пока что было известно лишь одно: Тайвань, или Формоза, в грядущей войне останется нейтральной территорией. Обнесённый броневыми блоками, ограждённый стеной мин от высадки с моря, загадочный остров дремал в ожидании своего часа…
Для начала лопнуло терпение у маленькой Норвегии. Страна вышла из НАТО и в одночасье собрала новую международную конференцию — из тех, кто не желал присоединяться к истребительному самоубийству. Россия была против созыва такой конференции: военные марши были давно оплачены центральному правительству, временщики и олигархи получили свой «откат», а самой стране в планах стратегов уготована была роль северного театра военных действий. Но конференция всё-таки состоялась. Данные и прогнозы, приведённые на ней, были ужасны: Земле предстояло погибнуть! Под магической властью этих данных к пакту против войны присоединились Канада, Исландия, Дания, Франция, Индия и Марокко. Русский президент Фильченко, человек безвольный, но глубокомыслящий, не видел в этой возне с документами никакого смысла: будь что будет! Но всё же… подписал! А было то следствием минутного порыва или плодом глубоких раздумий — осталось для истории неясным.
Произошло это второго сентября, а третьего, точно по команде, вспыхнула и в Америке, и в Китае свирепая антироссийская истерия. Однако само подписание мирных конвенций нарушило весь ход политических событий — неучастие Канады в войне означало её выход из Британского Содружества; напуганные англичане потребовали от своего кабинета выхода из НАТО, и началась настоящая паника. Воспользовавшись ей, китайцы напали на Индию и Бирму, в неделю прошли маршем до Персидского залива и развернули на оперативных картах три могучих красных стрелы: на север — к Каспию и в Среднюю Азию; на юг — через Персидский и Аравийский заливы в Африку, и на запад — чтобы, смяв Израиль, вырваться на оперативные просторы южной Европы.
Пятнадцатого сентября президент США отдал войскам приказ о неограниченном применении ядерного оружия.
Старый мир вспыхнул огнём.
Пепел старого мира вознёсся в атмосферу и падал оттуда пять долгих столетий — губя посевы, травя скот и уродуя людей.
Земля была разрушена. Жить ей, по подсчётам учёных, от первого октября оставалось ровно двести семьдесят пять дней.
Именно в эти страшные часы всеобщего хаоса с острова Формоза поднялись и ушли в небо три колоссальных космических корабля, увозя с Земли всё необходимое для колонизации другого мира. Куда ушли и куда подевались те корабли — никто не ведал; одни говорили, что звездолёты направляются на Марс, другие же считали конечной точкой их маршрута звезду Барнарда — ближнюю соседку Солнца, подле которой учёные обнаружили пригодный для жизни мир. Судьба кораблей мало кого интересовала. Вряд ли многие обратили внимание и на то, что названия двух звездолётов — «Пань Гу» и «И Чжу» — были прямым заимствованием из китайской мифологии; третий же корабль — «Зефрам Кохрейн» — носил имя персонажа мифологии американской. Из этого можно было сделать далеко идущие выводы, но в ближайшие два тысячелетия человечеству было явно не до них. Людям предстояло выжить самим, очистить и заново благоустроить планету; тайны криптоистории терялись в липком тумане насущных задач.
— О люди! — слышалось вокруг. — Жалкие, проклятые создания! Куда девались прежние годы! Куда девалась спокойная, обеспеченная жизнь, евросоциализм с человеческим лицом для среднего класса! Всё погибло! А теперь погибнем и мы: ведь никто из нас, даже зная о таком повороте событий, не был к нему готов!
— Ну почему же — никто? — возражали активисты. — Мы готовы!
Не только городские рабочие комитеты, ставшие на волне политического кризиса сосредоточением низовой власти, но и крупные администраторы старой политической системы почуяли изменившуюся конъюнктуру. Особенно это касалось Сибири. После развала Советского Союза, когда культурная эксплуатация «окраин» сменилась их беззастенчивым грабежом, там и сям вылезал из подполья бесплотный призрак сибирской политической самостоятельности. Призрак этот загоняли обратно под нары изгрёбными лопатами, да он и сам не слишком-то лез на волю: сибиряков ничто не объединяло, кроме общей ненависти к «центру», а без экономического единства не могло быть и общих политических интересов. Однако, вместе с предвоенной активизацией экономической жизни, призрак обрёл некую плоть. Друг к другу зачастили в гости губернаторы сибирских и уральских губерний. Визиты эти были столь быстротечными, что встречи губернаторов по любым важным вопросам происходили в залах аэропортов, а то и прямо в самолётах. Газетчики назвали этот стремительно выковывавшийся альянс «осью Кольцово-Толмачёво-Емельяново», по названиям аэропортовых городков, и предсказывали мрачно, что по этой «оси» треснет рано или поздно хребет матушки России — единой, неделимой и самодерж… ах, пардон, просто державной, конечно же. Просто — державной.
А Сибирь, спаянная общими соглашениями, начала богатеть, а богатея — самым естественным образом начала наглеть, всё чаще показывая кукиш московским баскакам. Повторялась некая история континентальных колоний Британии, история, крайне неприятная и позорная для британской короны. Плюс к тому, по Сибири активно и почти невозбранно шныряли какие-то «социалисты», сделавшие немало для объединения провинциального общества на новых, неясных столичной администрации началах. Была предпринята попытка расколотить сибирское единство по самому тонкому сварочному шву — национальному; срочно созданная партия «Русский Центр» подняла большую бучу против иммигрантов, а подученные иммигранты ответили на это с размахом явно излишним. Но проклятые социалисты напортачили и тут, вмешавшись и погасив пламя национальной драки. Всё чаще развевался над зданиями разных администраций «пиратский» флаг Сибири — флаг с серебряным кедром о семи ветвях, символизирующих семь великих рек сибирских. Сибирь не выдвигала претензий на отделение, но уже разговаривала с Москвою смело — настолько смело, что чиновники в столице хватались за головы. Многие из них уже отчётливо видели, что под тонкой плёнкой сибирского местничества вызревает уже абсолютно интернациональный по смыслу нарыв революции. И лишь угроза вторжения из Китая (а также всё новые полки, посылаемые в Сибирь на отражение этой угрозы) удерживали восток России от взрыва.
И вот — Китая не стало! Не стало и Америки, и американского доллара, в течение последних десятилетий служивших самыми твёрдыми гарантами во внутренней политике Москвы. И теперь Сибирь поднималась, замахиваясь на что-то колоссальное — что-то, что не видно было московским чиновникам в их изгарном окоёме, ограниченном со всех сторон дорогостоящими элитными новостройками.
— Господи! Что-то будет теперь с Москвой!
— Москве нужно единство России. Без него столица погибнет! Но не всякое единство России устроит нас… только то, что делает нас самим смыслом её существования!
— Значит, нужна национальная идея, способная сплотить народ русский вокруг столичного единовластия. Народ наш привык видеть благо лишь от сильного, централизованного руководства. Нужна… империя!
Небольшая кучка богатеев, жадных до наслаждения тунеядцев, благоденствует всегда за счёт массы бедняков, которые, в свою очередь, способны существовать лишь постольку, поскольку обеспечивают бездельникам-богачам всё новые наслаждения. Эту совокупность угнетателей и угнетённых в нашей традиции как раз и принято именовать обществом.
Мориц, принц Саксонский.
1. Нужна империя!
На семи холмах, что и разглядеть-то было сложно, стоял издревле мегаполис, гордящийся невозбранно славою столицы. Имя тому мегаполису было — МОСКВА!
Столица державы Российской, город без конца и краю, лишь условно затянутый в тугую петлю кольцевой автодороги, жёстко отграничивающей «наших» от «не наших», «понаехавших тут», Москва была главным торговцем Россией, единым её цербером и стражем. Чиновники и купцы, а вернее — то единое сословие, что роднит на Руси со времён Петра Великого эти два звания, давно уже сделали Москву своей спальной квартирой; вотчиной же их была вся земля российская, от Поморья до Сахалина; отсюда вновь и вновь подавлялся ропот и гнев народный, направленный против паразитов, зажравшихся в столице. Но всего хуже бытовать было трудовому люду московскому: сограждане презирали их — быдло, устраиваться не умеют; жители же «провинций», к коим причислялась огульно вся Россия без исключения, не проводили между сортами москвичей никакой разницы, по одной мерке считая зажравшимся жлобьём.
И ведь в самом деле: пока страна жила с того, что грабила и распродавала недра русские, Москва ела и пила в три глотки, оставляя регионам лишь обноски да объедки с барского стола. Но когда на Европу упали первые исламские бомбы, когда на Русь-матушку хлынул поток эмигрантов из стран благополучного «евросоциализма», лишь малая толика их осела в Москве. Чаще всего переселенцы попадали в большие и относительно богатые города посреди сибирских и уральских просторов; иногда же, пользуясь правительственными льготами, приобретали они в бессрочную аренду землю и строения среди затерянных сельских дорог. Эти люди умели работать! Их трудом вновь зацветали окраины. Многие из переселенцев сохраняли традиционно неприязненное отношение к русским как к нации ленивых рабов; следовало думать, что временами такое отношение обосновано было чем-то большим, нежели простая славянофобия. Однако лучшие из людей русских, отчасти из чувства национального противоречия, отчасти же — следуя природному здравомыслию, тоже засучили рукава и принялись работать не хуже иностранцев. Итогом стало в отдалённых регионах России всё возрастающее богатство, равно шедшее на пользу и русским, и пришлым жителям тех земель, дававшее во всё большем количестве хлеб и дороги, бензин и машины, электричество и компьютеры всем, кто принимал участие в этом грандиозном строительстве — всем, кроме Москвы!
Тут-то взыграло, зашевелилось гаденькое. Гаденькое это, как часто случается, подано было сперва под соусом патриотизма.
— Россия гибнет под натиском иностранцев! — вопили партийные кликуши. — Сбылось древнее предсказание — Сибирь и Север русский стали кормушкой для глобальной экономики, и без того зашедшей в тупик! Мы сделались для развитых стран колонией!
Отчасти в этих заявлениях была доля правды, поскольку московское правительство, получив большие взятки, предоставило для иностранцев куда более завидные условия жизни и предпринимательства, чем для собственных граждан. По стране прокатилась волна возмущения, требовавшая отмены правовой сегрегации. Однако дальше этого дело не пошло: люди достаточно хорошо понимали, что не заезжие иностранцы а свои чиновники виновны в разграблении страны. К тому же и по русским, и по иностранным общинам заходили левые агитаторы, указывавшие всякому, кто не потерял ещё полностью соображения, на подлинную ситуацию в мире.
— Здесь уже давно нет поляков, немцев, татар или русских, — авторитетно, с цифрами и выкладками в руках объясняли они. — Есть олигархи, разорившие планету, есть фанатики, которые теперь разваливают её, и ещё есть мы — честные люди, цепляющиеся за обломки того, что некогда было нашим единым домом — Землёй. Ведь ослу ясно, что наша цивилизация потерпела крушение! Считайте, что вам всем повезло: вы не будете пихаться на её обломках, вам выпало найти пригодное для жизни местечко, причём куда более благоустроенное, чем таинственный остров жюль-верновских колонистов. Давайте попробуем обустроить его, чтобы он не взорвался под нами всеми, как вулкан! Смотрите, что творится за границами!
А за границами творилось и впрямь невообразимое. Соединённые Штаты лезли в самоубийственную войну против Китая, толкая старую Европу впереди себя, точно колесницу Джапарнадхи. Стрелы войны косили солдат в Латинской Америке, в Египте и Белуджистане; узкие тела атомных бомб — «бункербастеров» — вонзались в почву Крита и Украины. Американские 155-миллиметровые гаубицы грохотали в Таиланде и Сингапуре; им отвечали китайские шестидюймовки объединённой американо-китайской оружейной компании «Норинко-Армалит» со штаб-квартирой на Формозе. Через африканские пустыни вползали с трёх сторон в Ливию приземистые танки «меркава» — до сих пор неизвестно было, чью сторону примут они в грядущей бойне.
Где-то на заднем плане лился, лился, лился нескончаемый поток денег… Куда он шёл? Кто наживался на этой войне? Лишь мого столетий спустя историки смогут дать точный ответ на этот вопрос. А пока что было известно лишь одно: Тайвань, или Формоза, в грядущей войне останется нейтральной территорией. Обнесённый броневыми блоками, ограждённый стеной мин от высадки с моря, загадочный остров дремал в ожидании своего часа…
Для начала лопнуло терпение у маленькой Норвегии. Страна вышла из НАТО и в одночасье собрала новую международную конференцию — из тех, кто не желал присоединяться к истребительному самоубийству. Россия была против созыва такой конференции: военные марши были давно оплачены центральному правительству, временщики и олигархи получили свой «откат», а самой стране в планах стратегов уготована была роль северного театра военных действий. Но конференция всё-таки состоялась. Данные и прогнозы, приведённые на ней, были ужасны: Земле предстояло погибнуть! Под магической властью этих данных к пакту против войны присоединились Канада, Исландия, Дания, Франция, Индия и Марокко. Русский президент Фильченко, человек безвольный, но глубокомыслящий, не видел в этой возне с документами никакого смысла: будь что будет! Но всё же… подписал! А было то следствием минутного порыва или плодом глубоких раздумий — осталось для истории неясным.
Произошло это второго сентября, а третьего, точно по команде, вспыхнула и в Америке, и в Китае свирепая антироссийская истерия. Однако само подписание мирных конвенций нарушило весь ход политических событий — неучастие Канады в войне означало её выход из Британского Содружества; напуганные англичане потребовали от своего кабинета выхода из НАТО, и началась настоящая паника. Воспользовавшись ей, китайцы напали на Индию и Бирму, в неделю прошли маршем до Персидского залива и развернули на оперативных картах три могучих красных стрелы: на север — к Каспию и в Среднюю Азию; на юг — через Персидский и Аравийский заливы в Африку, и на запад — чтобы, смяв Израиль, вырваться на оперативные просторы южной Европы.
Пятнадцатого сентября президент США отдал войскам приказ о неограниченном применении ядерного оружия.
Старый мир вспыхнул огнём.
Пепел старого мира вознёсся в атмосферу и падал оттуда пять долгих столетий — губя посевы, травя скот и уродуя людей.
Земля была разрушена. Жить ей, по подсчётам учёных, от первого октября оставалось ровно двести семьдесят пять дней.
Именно в эти страшные часы всеобщего хаоса с острова Формоза поднялись и ушли в небо три колоссальных космических корабля, увозя с Земли всё необходимое для колонизации другого мира. Куда ушли и куда подевались те корабли — никто не ведал; одни говорили, что звездолёты направляются на Марс, другие же считали конечной точкой их маршрута звезду Барнарда — ближнюю соседку Солнца, подле которой учёные обнаружили пригодный для жизни мир. Судьба кораблей мало кого интересовала. Вряд ли многие обратили внимание и на то, что названия двух звездолётов — «Пань Гу» и «И Чжу» — были прямым заимствованием из китайской мифологии; третий же корабль — «Зефрам Кохрейн» — носил имя персонажа мифологии американской. Из этого можно было сделать далеко идущие выводы, но в ближайшие два тысячелетия человечеству было явно не до них. Людям предстояло выжить самим, очистить и заново благоустроить планету; тайны криптоистории терялись в липком тумане насущных задач.
— О люди! — слышалось вокруг. — Жалкие, проклятые создания! Куда девались прежние годы! Куда девалась спокойная, обеспеченная жизнь, евросоциализм с человеческим лицом для среднего класса! Всё погибло! А теперь погибнем и мы: ведь никто из нас, даже зная о таком повороте событий, не был к нему готов!
— Ну почему же — никто? — возражали активисты. — Мы готовы!
Не только городские рабочие комитеты, ставшие на волне политического кризиса сосредоточением низовой власти, но и крупные администраторы старой политической системы почуяли изменившуюся конъюнктуру. Особенно это касалось Сибири. После развала Советского Союза, когда культурная эксплуатация «окраин» сменилась их беззастенчивым грабежом, там и сям вылезал из подполья бесплотный призрак сибирской политической самостоятельности. Призрак этот загоняли обратно под нары изгрёбными лопатами, да он и сам не слишком-то лез на волю: сибиряков ничто не объединяло, кроме общей ненависти к «центру», а без экономического единства не могло быть и общих политических интересов. Однако, вместе с предвоенной активизацией экономической жизни, призрак обрёл некую плоть. Друг к другу зачастили в гости губернаторы сибирских и уральских губерний. Визиты эти были столь быстротечными, что встречи губернаторов по любым важным вопросам происходили в залах аэропортов, а то и прямо в самолётах. Газетчики назвали этот стремительно выковывавшийся альянс «осью Кольцово-Толмачёво-Емельяново», по названиям аэропортовых городков, и предсказывали мрачно, что по этой «оси» треснет рано или поздно хребет матушки России — единой, неделимой и самодерж… ах, пардон, просто державной, конечно же. Просто — державной.
А Сибирь, спаянная общими соглашениями, начала богатеть, а богатея — самым естественным образом начала наглеть, всё чаще показывая кукиш московским баскакам. Повторялась некая история континентальных колоний Британии, история, крайне неприятная и позорная для британской короны. Плюс к тому, по Сибири активно и почти невозбранно шныряли какие-то «социалисты», сделавшие немало для объединения провинциального общества на новых, неясных столичной администрации началах. Была предпринята попытка расколотить сибирское единство по самому тонкому сварочному шву — национальному; срочно созданная партия «Русский Центр» подняла большую бучу против иммигрантов, а подученные иммигранты ответили на это с размахом явно излишним. Но проклятые социалисты напортачили и тут, вмешавшись и погасив пламя национальной драки. Всё чаще развевался над зданиями разных администраций «пиратский» флаг Сибири — флаг с серебряным кедром о семи ветвях, символизирующих семь великих рек сибирских. Сибирь не выдвигала претензий на отделение, но уже разговаривала с Москвою смело — настолько смело, что чиновники в столице хватались за головы. Многие из них уже отчётливо видели, что под тонкой плёнкой сибирского местничества вызревает уже абсолютно интернациональный по смыслу нарыв революции. И лишь угроза вторжения из Китая (а также всё новые полки, посылаемые в Сибирь на отражение этой угрозы) удерживали восток России от взрыва.
И вот — Китая не стало! Не стало и Америки, и американского доллара, в течение последних десятилетий служивших самыми твёрдыми гарантами во внутренней политике Москвы. И теперь Сибирь поднималась, замахиваясь на что-то колоссальное — что-то, что не видно было московским чиновникам в их изгарном окоёме, ограниченном со всех сторон дорогостоящими элитными новостройками.
— Господи! Что-то будет теперь с Москвой!
— Москве нужно единство России. Без него столица погибнет! Но не всякое единство России устроит нас… только то, что делает нас самим смыслом её существования!
— Значит, нужна национальная идея, способная сплотить народ русский вокруг столичного единовластия. Народ наш привык видеть благо лишь от сильного, централизованного руководства. Нужна… империя!
◾ Tags:
