Зеркало Правды. Окончание.

[with_astronotus]

245.14.9. Конец операции

      Гиркан рывком подтянул под себя ноги, сжался за выступом камня, достал из нагрудного кармана небольшой макробинокль. С этой высоты сектор инопланетной психологии просматривался целиком. Он лежал на изумрудной лужайке круглого островка, словно рахат-лукум на фантастическом зелёном блюде; тёмно-серая салфетка моря расстилалась вокруг во все стороны, между рассветными облаками на востоке и трёхъярусным сиянием далёкой столицы в противоположной стороне. Институт пробуждался. Там и сям деловито бегали молодые люди в лабораторных халатах, опасливо косясь на новое дополнение к пейзажу – неведомо откуда взявшихся мрачноватых громил в касках, сидевших попарно на вертящихся лафетах тонкоствольных автоматических орудий. Гиркан мысленно похвалил себя за подстраховку: скала, на которой он устроился, была на территории институтского сектора единственным местом, где он мог бы рассчитывать на укрытие. Теперь предстояло самое трудное: спуститься с отвесной скалы на крышу ближайшего корпуса, не привлекая ничьего внимания. Задача казалась сложной: обрыв скалы имел отрицательную крутизну примерно в четыре градуса. Спуститься отсюда без помощи альпинистского снаряжения могла бы только птица…
      Гиркан спрятал макробинокль и подвинул под курткой тяжёлый пистолет-излучатель, стрелявший зарядами раскалённой плазмы. Каждый выстрел из этого оружия, эквивалентный взрыву сотни килограммов взрывчатки, мог бы легко пробить стену корпуса или полностью разрушить одну из артиллерийских установок ИИТ. Но Гиркан не собирался пускать его в ход – разве что в самых чрезвычайных обстоятельствах. Гиркан искренне надеялся, что до чрезвычайных обстоятельств дело не дойдёт.
      Глубоко вдохнув грудью утренний воздух, оперативник прыгнул. Повис на руках над пропастью, подтянулся – загнутый носок мягкой туфли нашарил надёжный выступ скалы. Вторая нога чуть не соскользнула, предательски прошуршали камни… Вбить бы страховочный крюк! Но нет: ни крюк, ни гравикомпенсатор использовать нельзя – наверняка это привлечёт внимание сидящих там, внизу. Нужно работать руками и ногами. И изредка – даже головой…
      Новый прыжок – тело соскользнуло вниз, Гиркан боком повис над пропастью – затрещала куртка. Рвущаяся ткань подала Гиркану идею: он вытащил брючный ремень, вставил пряжку в расселину. Ремень позволил ему спуститься ещё на три метра. За ремнём последовала куртка. Оставался сущий пустяк: метров сорок-сорок пять такого же отвесного спуска.
      Гиркан кое-как преодолел искушение подтянуться и вскарабкаться обратно. Он не любил сворачивать задуманное. Поразмыслив, оперативник достал пистолет и сунул его длинный ствол в очередную расселину. Подтянувшись, повис на рукоятке, нашарил ногой выступ. Ещё раз… и ещё… Получалось вроде бы неплохо, и Гиркан похвалил себя за умение выкручиваться из труднейших ситуаций.
      Когда до плоской крыши оставалось всего пятнадцать-двадцать метров, это умение понадобилось ему вновь. Здесь скала была отшлифована до зеркального блеска – должно быть, с неё срезали строительный камень. Выхода не было, пришлось рисковать: Гиркан закрепил пистолет в последней расселине, привязал верёвку на казённую часть и быстро начал спускаться. Ему посчастливилось одолеть метров семь, когда пистолет выпал, и оперативник полетел в пропасть. Чудом уцепился за край крыши, уже мягко спрыгнул на карниз дождесборника – спуск окончился благополучно, если не считать страшной боли в ушибенной при падении ноге. Гиркан посмотрел вверх, на козырёк скалы, где болталась, точно знамя, его куртка. Нужно было убираться отсюда, и побыстрее.
      Он подобрал свой пистолет, выпрямил об колено ствол, сунул оружие в кобуру, болтавшуюся теперь на виду. Отпер окно магнитным ключом и решительно спрыгнул в комнату, опрокидывая в беспорядке составленные на подоконнике цветочные горшки…

      – Джок деджер! – орал Регель Иншаат. – Вы бездарная, тупая сволочь, Кафуф! То, что творится на Синиз – полностью в вашей компетенции, а вы прошляпили опасность для человечества всей Синиз! Пока генерала искали на Атмаре, пока агенты ИИТ только что землю носом не рыли, пытаясь остановить этого мерзавца, он, оказывается, сидел прямо тут, на Синиз, в какой-то кафешке у моря и жрал нашу пищу, нашу еду жрал, жрал, жрал!..
      – Я думаю, Кафуф просто участник заговора против Синиз, – спокойно заметил доктор Кшеш-Маалу. – Я думаю, Кафуф относится к нашей теории трансгуманистического прогресса без всякого специального уважения.
      – Моё дело – безопасность планеты, – ответил Кафуф. – Теории меня не волнуют.
      – Синиз в величайшей опасности за всю свою историю! – воскликнул председатель Высшего Собрания. – Вы же понимаете, что нам фактически напрямую объявлена межзвёздная война?!
      – Это вина ИИТ, а не моего ведомства. Они окончательно впали в состояние эйфории от собственной высокоморальной безнаказанности. Даже смерть Собо не послужила для них достаточным предупреждением, и вот вам закономерный результат. Что до моей конторы – мы делаем всё, что можем. Землянина мы арестовали…
      – Землянина я забираю себе, – сказал Кшеш-Маалу. – Он нужен мне, чтобы закрыть от несанкционированного доступа все подробности нашего проекта.
      – Как он вам поможет?!
      – Хотя бы тем, что не сможет помешать. Я его проверял – знает ли он, с чем имеет дело. И вот так получается, что он вроде бы не знает, а если копнуть поглубже – то, наоборот, знает, и даже готов сопротивляться. Вы представляете, что это для меня значит, Кафуф – если кто-то здесь начнёт сопротивляться Великому Преображению?!
      – А мне плевать, – сказал Кафуф. – Откуда я знаю – годен ли я к этому вашему Преображению? Я ведь так понимаю, что не из всякого разумного существа можно сделать в итоге ваше трансгуманистическое чудо…
      – Из вас оно уж точно не получится, Кафуф, – заметил Регель Иншаат.
      – Почему? – удивился Иалан Кшеш-Маалу. – Каждый обитатель Синиз, со всем своим субъективным и объективным опытом, может возродиться вновь после Великого Преображения. Естественно, уже не в прежнем качестве, но зато с массой новых возможностей. Фактически, Великое Преображение превратит каждое сознание в ангела из древних религиозных текстов: бесплотное, но бессмертное существо, которому вручено определённое могущество, способное преобразовывать окружающий мир напрямую, без воздействия посредников технологического и социального порядка…
      – Звучит заманчиво, – сказал Кафуф. – И вы считаете, что на это способен каждый?
      – Вы неточно понимаете смысл проекта, Кафуф, поэтому и сопротивляетесь ему – инстинктивно или сознательно, я уж не знаю. Но уверяю вас: всякий, над кем свершится Великое Преображение, прикоснётся к счастью…
      – Хотелось бы в это верить, – сказал Кафуф. – Но зачем вы мне об этом сейчас рассказываете?
      – Я хочу заполучить вас в качестве сознательного союзника, вы мне нужны. Вы остро нужны мне, Кафуф! Из-за этих проклятых землян мы не успеем закончить подготовку к Великому Преображению в плановом порядке, они тут всех перепугали и всё перетрясли… вашей службы и вас лично это, судя по всему, тоже касается. Но вы энергичны, относительно молоды, вы знаете, чего хотите, и вы, Кафуф – вы понимаете природу власти! Поэтому мне понадобится сознательная помощь – ваша и всей вашей конторы. Мы должны удержать общественные стихии от срыва Великого Преображения, удержать любой ценой – любой, вы это понимаете, Кафуф?! Поэтому я готов дать вам то, чего давно не давал никому другому на этой планете – я готов показать вам, как свершается Великое Преображение и что оно даст в итоге! Вы заслужили этого, заслужили того, чтобы возвыситься первым. Я – я, доктор Иалан Кшеш-Маалу, учитель цивилизации, – я преклоняюсь перед вами, Кафуф! Вы уже возвысили себя, но вы достойны ещё большего… Идёмте же!
      – Вы говорите как землянин, – саркастически заметил Регель Иншаат, наблюдавший за этой сценой с брезгливо поджатой губой.
      – Я и есть землянин, – бросил ему Кшеш-Маалу, – но земляне так не говорят. А жаль. Земляне забыли главное чувство, которое ведёт к прогрессу – они не помнят, что такое власть! Власть над собой, над другими, над природой, над всей Вселенной, в конце концов… И вы тоже не помните этого: для вас власть – функция вашей жизни, и всё. Вы получили власть когда-то из моих рук. А теперь я вручаю иную, высшую власть – вручаю её Кафуфу!
      Регель Иншаат тяжело вздохнул.
      – Идите за мной, Кафуф, – сурово повторил доктор Кшеш-Маалу, – я покажу вам суть Великого Преображения. Если вы окажетесь разумным человеком, вы поймёте, что открылось перед вами: я не просто маниакальный учёный, перестраивающий мир по своему разумению, я открываю и реализую на практике высшую суть самых древних книг, созданных человечеством Земли – это ведь и ваше человечество тоже. И если вы это поймёте, перед вами засияют врата вечности, вы поможете Синиз стать градом небесным и оплотом добра, а ваши обученные басмачи станут легионами пресветлого воинства, Кафуф! А если вы не поймёте этого – ждёт вас озеро огненное… Но вы поймёте. Не родился ещё на Синиз такой человек, который не жаждал бы вечного торжества света!
      – А как насчёт торжества добра? – язвительно спросил Кафуф.
      – Добро – понятие относительное, мера добра и зла не определяется никем. А вот свет – явление абсолютное и в прямом, и в переносном смысле, его можно всегда измерить, использовать и преобразовать. Но в общем случае свет и есть добро, а затевать с вами споры на эзотерические темы я сейчас не хочу. Идёмте же! Только снимите все электронные устройства, я вовсе не хочу, чтобы вы сделали из высшей тайны Синиз, тайны грядущих дней всей Вселенной, шоу для прямой трансляции…
      Кафуф вздохнул ещё раз, снял с запястья радиобраслет и шагнул прочь из комнаты – вслед за доктором Кшеш-Маалу.

      Первого охранника Гиркан уложил болевым приёмом. Стянул со стола скатерть, заткнул кляпом рот головореза. Вбежавшего на шум мальчишку в лабораторном халате оперативник оглушил креслом – он имел уже возможность оценить на себе ужасное действие этого оружия.
      Второй охранник оказался крепким орешком: заняв позицию на лестнице между первым и вторым этажом, он активно маневрировал, всё время держа под контролем большой участок здания. Выхода не было: чтобы создать себе удобное укрытие, приходилось стрелять.
Гиркан отбежал в противоположный конец коридора – ближе выстрел мог зацепить его самого. Направил ствол на лестничную арматуру этажом выше, рассчитал в уме, как и куда упадёт перебитая балка, прицелился и нажал на спуск. Яркое лилово-белое солнце вспыхнуло перед глазами, раздался оглушительный треск и… ничего не произошло. Комок плазмы, вылетевший из ствола, отклонился от оси прицеливания градусов на пятнадцать и, пробив окно, с шумом разорвался в высоте над корпусами института.
      Не дожидаясь, когда завоют сирены, Гиркан огляделся в поисках пути для отступления. Обругал себя ослом: прямо перед ним, метрах в пяти, торчала из стены наклонная горловина мусороприёмника. Утилизаторы в таких зданиях обычно ставят внизу мусоропровода; это устройства серьёзные, стационарные, способные переработать за один раз материалы целого симпозиума… Что ж, будем надеяться, подумал Гиркан. Рывок вперёд, лязг крышки и прыжок вниз головой в глубину, противно пахнущую горелым…
      Он застрял в двух метрах от разъёмов утилизатора. Растопырив руки, подался назад и выбрался из тёплого люка в полуподвал здания. Сирены снаружи выли уже вовсю, но Гиркана тревожило не это. Маленький зелёный огонёк на его радиобраслете – сигнал Кафуфа – сменился ярко-красным тревожным свечением. Кафуф снял браслет! На языке разработанных ими специальных сигналов это означало – шеф в самой большой опасности, какую только можно себе представить!
      Гиркан колебался не более секунды. Он отчётливо понимал, что у него наверняка не будет второго шанса спасти Имира Торвена, но ни при каких обстоятельствах он не мог оставить своего начальника в беде. В конце концов, Гиркан владел почти всей оперативной обстановкой на планете. Ему было достаточно ясно, что спасти директора БКС сейчас для планеты куда важнее, чем сохранить хорошие отношения с Комитетом Сопротивления и вытащить из застенков земного историка, который рано или поздно всё равно попадёт туда снова.
      Кроме того, если на планете происходило что-то серьёзное (а Гиркан был твёрдо уверен, что директор Бюро Космической Стабильности по несерьёзному поводу со связи не пропадёт), то у Гиркана появлялись и кое-какие другие способы, чтобы по-свойски поговорить с бандитами из ИИТ.
      Нажатием кнопки на том же браслете Гиркан активировал систему стратегической связи. Быстро ввёл шестизначный код, который Кафуф доверил ему на случай критической ситуации.
      – Всем сотрудникам БКС, – сказал он, – я – Главный-1. Действуйте по моему приказу. Поднять в воздух все дежурные машины: начинаем операцию по резервному плану «Кебаб»!

      Доктор Иалан Кшеш-Маалу стоял над огненным жерлом Зеркала, опираясь на высокий –не спрыгнешь и не свалишься! – поручень. Глаза его горели торжеством.
      – Целый мир! Кафуф, вы представляете себе – целый мир совершенных, духовно чистых существ! Да, мы вынуждены отбирать из их среды подлецов, мы вынуждены своими руками обрекать часть из них на существование во мраке и зле, с тем, чтобы потом лишить их возможности приобщиться к вечному блаженству! Но ведь и они способствуют нашему просветлению, нашей победе! Вселенная биполярна: не будь грехопадения – не было бы искупления, не будь предательства – мы не знали бы героизма! Да, такие, как Регель Иншаат, будут уничтожены, но они – тот навоз, на котором прорастают цветы! Я получил на этой планете главное, к чему стремился многие годы, – я получил чистое, безгрешное в помыслах поколение детей. Детей, в которых можно было открыть и вырастить личинки-криссалиды, зародыши новых Творцов Бытия! Всё – и кровь, и мерзость, и грязь, – всё, всё, чем меня попрекают, было сделано ради чистых душ! Потому что Вселенная отрицает убывание энтропии! Если где-нибудь увеличивается мера порядка – где-то должна куда сильнее возрасти власть хаоса. Если мы хотим получить локальное торжество добра – мы неизбежно порождаем вокруг него зло в куда большем количестве. Ведь так, Кафуф?!
      Директор БКС кивнул. Почти голый, если не считать набедренной повязки, он стоял у блестящей стены машинного зала. На сияние из недр Зеркала Кафуф старался не смотреть: разглядывал металлический плинтус под стеной, стеклянный щиток пожарного брандспойта, предупреждающие надписи на тяжёлых мраморных плитах. Помещение, если не считать орущего Кшеш-Маалу, выглядело как самый обычный машинный зал.
      – Хорошо, – выдохнул он, когда Кшеш-Маалу прервался. – Я понимаю: локальное торжество добра, глобальная необходимость зла, равновесие там всякое… Но это, так сказать, философские критерии, не более. Вы уже получили поколение совершенных подростков, вы можете выращивать в них личинки новой морали и этики. Так зачем вся эта техническая бутафория?!
      – Это не бутафория. Вы так и не поняли самого главного: новой этике необходима новая физиология. Вас держит в цепких когтях ваша человеческая природа! И здесь основная задача стоит как раз в том, чтобы преодолеть её. Её – и те стремления, которые она диктует!
      – Пока что всё, изложенное вами, прекрасно вписывается как раз в человеческую природу. Но хорошо: допустим, что вы преодолели её ограничения, создав из человека совершенное сверхсущество. Каковы, в таком случае, цели этого сверхсущества? Его задачи, методы, сам способ существования и мышления?
      – На этот вопрос имеется несколько ответов. Низший из уровней понимания здесь такой: новый сверхразум является по своей природе творцом, вещью в себе, бесконечной и одновременно способной к полному самопознанию, то есть онтологически всемогущей в рамках собственного бытия.
      – Ну хорошо. А какое высшее определение?
      – Высшее подкупает своей кажущейся простотой: высшая цель существования разума – игра. Не более и не менее.
      – И целей у этой игры нет, судя по вашей ненависти к тезисам о философском целеполагании.
      – Точнее будет сказать, что такая игра и есть высшая, конечная цель себя самой. Ведь именно игрой разумное существо отличает себя и от жизни, и от косной материи.
      – Ну хорошо. А какая роль в этой игре уготована тем, кто не сподобился стать личинками вашей новой расы?
      – Я же сказал: наиболее удачно эту роль можно описать как существование блаженных ангелов. Это фигуры в игре творца, приводимые в движение его замыслом, но при этом способные на некоторое количество самостоятельных действий.
      – Технически это достижимо?
      – Конечно. Тороидальные кольца плазмы, своего рода шаровые молнии, служат надёжным, бесконечно долгим вместилищем такого сознания. Соединяясь или создавая вокруг себя поля нужной конфигурации, они обретают власть над окружающей материей…
      – И каждое из этих сознаний-колец придано определённому творцу миров, выросшему из вашей криссалиды?
      – Совершенно точно, – сказал Кшеш-Маалу. – Само собой разумеется, владельцы этих колец-сознаний смогут по желанию обмениваться ими. А вы прекрасно ориентируетесь в ситуации, Кафуф! Я рад. Многие жители Синиз, объясни я им такое, по сей день впадали бы в онтологический ступор.
      – Я не впадаю в ступор потому, что я не смыслю ничего в онтологии. А вот на рабовладение ваш проект похож в достаточно мерзкой степени!
      – Кафуф, Кафуф, одумайтесь! Рабовладение – это продукт эпохи аморального насилия! Мы ведь столько времени и средств потратили на педагогику именно для того, чтобы научить носителей будущего сверхсознания элементарным нормам высшей этики! Как может сверхразум осуществлять насилие над своей частью, над тем элементом, который служит ему главным средством взаимодействия с окружающим миром!
      – А если люди Синиз не поймут этой идеи и не захотят переселяться в ваши оранжевые торы?!
      – К сожалению, технически было бы невозможно спросить их согласия. Всё произойдёт само по себе и почти моментально: когда криссалиды будут активированы, нейтринный поток Зеркала усилится и считает необходимую информацию из каждого сознания на Синиз. Аннигиляция массы планеты даст достаточно энергии для образования нескольких миллиардов стабильных торов. Но в некотором количестве мы можем осуществлять такой перенос сознания уже сейчас, не прибегая пока что к подобным героическим методам…
      – Именно это вы и хотите мне предложить, доктор Кшеш-Маалу?
      – Да. Именно это.
      «Джок деджер, – подумал Кафуф, – где же Гиркан?!»
      – Отказываться глупо, – сказал он вслух. – Но поймите меня правильно: я же не представляю, что это значит – существовать в таком качестве! Моё тело как-то привыкло к своему существованию, и мой разум напоминает мне об этом, когда он думает, что ему придётся навеки переселится в плазменный сгусток…
      – Вы хотели бы обсудить этот вопрос с теми, кто уже прошёл преображение?
      – А это возможно?!
      – Да, конечно. Стены и поручни здесь сделаны из изолирующего материала. Разумеется, для нормального плазменного кольца лучше всего было бы находится в вакууме, но на короткое время они могут без особенных проблем существовать в атмосфере – если она, конечно, не слишком влажная.
      – А им не помешает чудовищный источник энергии под ногами?!
      – Что вы, Кафуф! Он питает их!
      – Тогда последний вопрос: эти образования, которые вы вызовете – они принадлежат вам? Вы – тот творец миров, который ими распоряжается?
      – Более того: я был вынужден выделить их из своего тела. С промышленной точки зрения, я очень несовершенный образец сверхразума. Но, с другой стороны, все они обладают достаточной индивидуальностью, чтобы суметь вас убедить.
      – Тогда я хочу с ними побеседовать. Я должен знать, какая судьба ждёт нашу цивилизацию.
      – Надеюсь, у вас хватит глупости не сталкивать меня в пропасть реактора с картинным видом?! – язвительно спросил доктор. – Смирения в вашем тоне я по-прежнему что-то не чувствую…
      – Добродететь смирения для директора БКС не очень-то важна, – ответил Кафуф с ухмылкой. – Я стану крайне упрямым тороидальным сгустком в вашей личной коллекции. Впрочем, можете отойти от края платформы подальше.
      – Реактор мне не причинит вреда, – сказал Кшеш-Маалу. – А вот глаза вам может сейчас немного обжечь. Лучше закройте их и отвернитесь к стене.
      «Эх, Гиркан, Гиркан!» – подумал Кафуф мельком.
      Доктор Иалан Кшеш-Маалу отошёл от реакторного колодца, посмотрел на Кафуфа и, отвернувшись, скинул халат. По залу распространилось медленно нарастающее, жёсткое, нестерпимое фиолетовое сияние, проникавшее даже под зажмуренные веки.
      Похвалив себя за предусмотрительность в изучении обстановки, а Гиркана отругав в последний раз за недопустимое промедление, Кафуф на ощупь рванул на себя крышку люка, за которой, свернувшись питоном в кольцо, лежал длинный шланг пожарного брандспойта.

Эпилог

      Во время визита земной экспедиции Гиркан лично, ещё по приказу предыдущего директора БКС, устанавливал на орбите Синиз сеть маленьких спутников, по прямым или косвенным признавком отслеживавших с высокой точностью биометрические сигналы любого обитателя планеты. С того момента, как сигнал радиобраслета Кафуфа погас и Гиркан, пользуясь правами его помощника, объявил для БКС операцию «Кебаб», первой его задачей стало отследить с помощью этих средств нынешнее местоположение Кафуфа. Однако системы наблюдения то ли были обмануты, то ли дали сбой: следы Кафуфа терялись в резиденции Высшего Собрания, а вновь обнаруживались почти мгновенно уже в совершенно другом месте – в заброшенном здании экспериментального темпорально-энергетического реактора, в унылой северной тундре далеко от столицы. Когда-то в древности всю эту зону объявили запретной для доступа: попытка свернуть искусственное гравитационное поле в спираль, искажающую пространственно-временные характеристики, вышла из-под контроля и привела к возникновению в окружающем опытную установку пространстве множества разнообразных аномалий, большинство которых до сих пор служило время от времени предметом разбирательств для БКС. В итоге зона несостоявшегося эксперимента была обнесена мощным защитным периметром и заброшена – до лучших времён.
      Конечно, следовало иметь в виду возможность того, что туда, в эту зону, приманивают тех, кто будет слишком активно искать Кафуфа. Не исключалось также и то, что их приманивает туда сам Кафуф. Тем не менее, Гиркан решил рискнуть и попытаться разыскать шефа.
      До края периметра он добрался на «оборотне», воспользовавшись им для головоломного пространственного прыжка на «коротком плече». Посадил машину у самого поля, в нескольких шагах от проржавевшей старинной узкоколейки, тянувшейся сквозь периметр вдаль. Пошёл, выставив руки – и упал шагов через двадцать: защитное поле не пустило, держало по-прежнему. Но Гиркан знал из докладов наблюдателей, что в нескольких местах автоматика защиты даёт сбой. Внешних признаков сбоя видно пока не было…
      Гиркан отвинтил от рельсового стыка семигранную гайку-крепёж. Наугад бросил в столбик периметра – гайка отлетела назад, упала косо в снег. Довольный своей догадливостью, оперативник подобрал гаечку и побежал вдоль периметра мелкой рысцой, время от времени швыряя её в металлические столбики на той стороне. Тринадцатый столбик оказался с дефектом: гайка звонко щёлкнула по нему, скатилась в снег. Гиркан, прикрыв руками голову, побежал к месту её падения; что-то толкнуло, но с ног не сбило – откатилось упруго за спину, как комок сжатого воздуха.
      Он был внутри периметра, когда в голове что-то щёлкнуло и отчётливо прозвучал встревоженный голос шефа:
      «Джок деджер, где же Гиркан!»
      Не хватало мне только галлюцинаций, тоскливо подумал оперативный агент. Впрочем, здесь, в этом гиблом месте, галлюцинация – не самое страшное, что может случиться. Здесь случаются с людьми вещи куда похуже… Впрочем, сейчас об этом лучше не думать. Думать надо о Кафуфе. Где он может тут быть, Кафуф? Ах, да, его сигнал был в главном здании реактора! Где же оно тут? Джок деджер! Та громада у горизонта… Судя по карте, похоже на истину. Но как теперь успеть туда?! Транспорта нет – добираться придётся бегом…
      И он побежал. Другого выхода у него всё равно не было.
      Он бежал среди нагромождений бетона, припорошенных мягким сырым снегом, среди покосившихся столбов и опор энергетических линий, сквозь буреломные нагромождения какого-то технологического мусора, перепрыгивал через щетину арматурных прутьев, огибал какие-то тёплые лужи, курившиеся паром и каким-то зеленоватым нездешним свечением. Он брал с разбегу, как тренированная лошадь, невысокие заборы и пакгаузы, скатывался с глинистых круч, пригибая голову, карабкался на бугры, опасно трещавшие почему-то электричеством. И всё это время в голове билась одна и та же неотвязная мысль: ему не успеть. Ни за что не успеть!
      «Эх, Гиркан, Гиркан», – укоризненно сказал в голове голос Кафуфа.
      «Я не виноват, эффенди Кафуф! Я делал только то, что должен был делать. Вы сами не позвали меня с собой, когда уходили в последний раз, и я решил, что вы ожидаете от меня других дел! Но теперь я иду – иду к вам, эффенди! И я дойду, чего бы мне это ни стоило! Я успею дойти до вас!»
      Не успел.
      Дрожь пронизала землю, встало, выметнулось над горизонтом малиновое сияние, заливая нестерпимым жаром растаявший снег. В следующее мгновение страшный удар потряс опытное поле, сбив Гиркана с ног. Земля раскрылась огромным смертоносным цветком, вздыбилась, и над пустынной тундрой раздался ужасающий, резонирующий грохот.
      На месте главного реактора вознёсся в небо колоссальный столб пепла и пара. Верхушка столба, увенчанная бледно-серым грибовидным облаком, упёрлась в стратосферу, расплылась над головой Гиркана маслянистым пятном. Где-то там, в высоком небе, потоки вечного ветра подхватили и унесли на восток жирные хлопья пепла – результат одномоментного соприкосновения множества высокоэнергетических плазменных структур со струёй холодной воды из шланга. Там, в этом сером облаке, было теперь то, что осталось от тела Кафуфа. То, что осталось от Зеркала. И почти всё то, что осталось от доктора Иалана Кшеш-Маалу.
      Одинокое колесо жёлто-оранжевого пламени, вынырнувшее из разверстой пасти рукотворного ада, проплыло сквозь дым и в задумчивости зависло над северной равниной. Потом накренилось на один бок и, роняя искры, унеслось к югу – прямо над головой распростертого ничком Гиркана.
      Гиркан, шатаясь, поднялся из лужицы талого снега и погрозил кулаком небесам. На его перепачканных землёй и сажей скулах висели в этот миг крупные, чистые слёзы.

      Узнав о трагедии Кшеш-Маалу, председатель Высшего Собрания Синиз сжал кулаки от ярости:
      – Это не пройдёт им просто так! Банда преступников, явившихся непрошеными со звёзд, поставила нашу планету с ног на голову, нарушила размеренное спокойствие нашей жизни, подвергла сомнениям все главные устои морали Синиз! И в довершение ко всему – волна террора и военных преступлений! Двести лет мы строили свою цивилизацию! Двести лет мы стремились к великой мечте! И что же: один авантюрист, девять дней одного года – и всё просто развеялось в стратосфере, как фантом… Ну уж нет: мы этого так не оставим! Мы, а не они – носители идей будущего! Память о докторе Кшеш-Маалу будет вечно жить в благодарных сердцах наших потомков. А пока что я собираю срочное заседание Высшего Собрания. В чрезвычайных обстоятельствах действенны только чрезвычайные меры – на провокации инозвёздной мрази мы должны ответить террором и диктатурой здесь, на Синиз!

      Через четыре дня в одиночку Имира Торвена вошли вооружённые сотрудники ИИТ.
      – Одевайтесь…
      Земного историка впихнули в маленький космолёт. Час спустя люк корабля открылся на лесной опушке у старого бетонного моста, под туманным небом Атмара. На противоположной стороне моста ждала старинная машина, выкрашенная в защитный цвет.
      – Идите к той машине, – приказал Имиру Торвену сопровождающий, вооружённый пистолетом.
      Торвен пожал плечами и подчинился.
      На полпути через мост он столкнулся лицом к лицу с другим человеком – идущим в противоположную сторону, от машины к космическому кораблю. Они на секунду остановились и поглядели друг другу глаза в глаза. Это был обмен: революционные власти в обмен на Имира Торвена передавали агентам Института Исторических Технологий их шефа, профессора Сигдара Тарика.

      – Имир Торвен не выполнил задание. – Руководитель Комитета Сопротивления разжёг кальян, медленно затянулся. – Ему было поручено спасти от уничтожения артефакты на других планетах нашего звёздного кластера. В итоге же это задание выполнено благодаря усилиям атмарской революционной разведки. Сигдар Тарик вынужден был сам раскрыть атмарцам все свои тайны.
      – Это не имеет значения, – ответил Анер Костос, отвечавший в Комитете за работу группы «Прайд». – Задание выполнено. И вы не можете не отметить тот факт, что без участия Торвена его выполнение было бы невозможным.
      – Но он – убийца и террорист! Мы должны быть моральными в своих действиях! Наш Комитет существует с самыми высокими целями, и на нас не должна лежать печать убийства. Ведь ваш Торвен смог выполнить эту работу только потому, что убил этого Собо, да ещё и втянул другую, неразвитую планету в боевые действия против Синиз! Разве наши потомки простят нам такое?!
      – Думаю, вам они такого не простят, – сказал Анер Костос.

      – И что вы теперь намерены предпринять? – спросил генерал, сидя напротив Имира Торвена в том же ресторане, где они когда-то встретились впервые. – На Синиз вас вовсе не ждут, судя по данным из Комитета Сопротивления. Им не нравится то, как аморально и безвкусно вы провели порученную вам работу.
      – Я вернусь на Синиз, – ответил историк. – У меня там ещё осталось очень много дел.
      – Но в каком качестве? Легально вам туда сейчас не въехать, а нелегально – вы будете лишены всякой поддержки, кроме, пожалуй, поддержки своих товарищей…
      – Вижу, у вас есть конкретное предложение, – сказал Имир Торвен. – Не томите.
      – Дело в том, что специальным распоряжением революционного командования за операцию по предотвращению войны здесь, на Атмаре, вам присвоено внеочередное звание гвардии полковника разведки…
      Торвен улыбнулся.
      – Для меня оно очередное. Подполковником я уже бывал – когда-то, в другой жизни… Но я не могу принять ваше предложение, если только я его понял правильно. Я очень уважаю вашу страну и вашу революцию, но моя миссия здесь – гораздо больше, чем сражение за одну из стран или идей. Мы, земляне, считаем, что всё ваше звёздное скопление без изъятия сведено с рельсов истории чьей-то злой и некомпетентной волей. И мы можем сражаться здесь только за то, чтобы вернуть вам всем истинный взгляд на ваш исторический путь, чтобы показать и доказать вам правду, а не предлагать посмотреть на неё через удобное кривое зеркало. Поэтому я не могу принять предложение вашего правительства: вашим разведчиком я не стану.
      Генерал покачал головой.
      – Как разведчик, для нас вы сейчас неудобны: вы уже провалены на Синиз и в любой момент агенты ИИТ могут провалить вас на другой планете. Вас не замаскируешь! Но правительство предложило мне другой вариант: вы от лица нашей страны выступите консультантом на переговорах представителей всех народов и цивилизаций, которые готовит сейчас Комитет Сопротивления. Это хороший официальный статус, к тому же гласный – для всех, кроме зарвавшихся владык Синиз. Подумайте над таким вариантом: он даёт вам большую свободу действий.
      Торвен помолчал.
      – Я знаю, на что иду, соглашаясь вернуться на Синиз, – сказал он наконец, – но я вернусь туда не раздумывая. За эту планету надо драться, за неё кто-то должен драться, а значит – я буду драться за неё и за всё ваше звёздное скопление. Если только не прилетит «Диалектика». А если она прилетит – это значит, что драться за ваше будущее согласны все жители Земли!
      – Значит, вы вернётесь на Синиз?
      – Я вернусь. У вас что-нибудь ещё, генерал?
      – Только одно. Моё командование считает нужным за мужество и верность долгу наградить полковника Имира Торвена орденом «Честь и отвага» первой степени.
      – Хороший орден, – улыбнулся вновь Торвен, – я должен потом ознакомиться с его статутом. Ну ладно, посол так посол. Кто введёт меня в курс моих новых обязанностей?

      Перед отлётом с Атмара Имир Торвен передал в редакцию одного из местных научно-истрических журналов рукопись своей новой статьи. Работать над ней он начал ещё на Синиз, находясь в заключении. Статья называлась «Распространение религиозных и эсхатологических мотивов в структуре морально-этического самосознания высокоразвитых цивилизаций».
      Ознакомившись с содержанием статьи, комиссар революционного правительства по вопросам науки и образования предложил выдвинуть землянина Имира Торвена в почётные члены Народного Научно-Исторического Общества, а рукопись статьи переместить в спецархив под грифом «Только для внутреннего пользования». Он не хотел, чтобы новые поколения атмарских историков подвергали сомнению немеркнущий свет революционных идеалов, изучая эту статью.

КОНЕЦ

Новосибирск,
02-15 ноября 2008 г.